Ганнибал
Шрифт:
Ей очень хотелось увидеть Джека Крофорда, но время подгоняло. Съемки на Хоган-Элли начинались сразу же, как только солнце поднималось достаточно высоко.
Расследование дела о «бойне» на рыбном рынке «Фелисиана» требовало снятого на пленку воспроизведения происшедшего. Следственный эксперимент снимали на стрельбище Хоган-Элли в Квонтико: воспроизводился каждый выстрел, траектория каждой пули.
Старлинг должна была играть себя. Микроавтобус наружного наблюдения был тот самый, с побитым кузовом, с неза-крашенной шпаклевкой на местах последних пулевых пробоин. Снова и снова участники эксперимента выскакивали из дряхлого автобуса, снова и снова агент,
Закончили уже перед вечером.
Старлинг повесила снаряжение бойца SWAT в шкаф и обнаружила, что Крофорд сидит у себя в Отделе.
Она теперь снова обращалась к нему вполне официально – «мистер Крофорд», а он казался все более отсутствующим, все более далеким от всех и вся.
– Выпьете «алка-зельцер», Старлинг? – спросил он, увидев ее в дверях Отдела. Крофорд принимал множество патентованных средств в течение дня – настой зверобоя, экстракт китайского гинкго, таблетки. Принимал он их в определенном порядке, отправляя таблетку в рот с ладони и запрокидывая голову, будто пил спиртное.
В последние недели он взял себе за правило снимать в отделе пиджак и надевать свитер, который ему связала Белла, его покойная жена. Теперь он выглядел гораздо старше, чем в воспоминаниях Клэрис выглядел отец.
– Мистер Крофорд, часть моей почты перлюстрируется. У них не очень ловко это получается. Похоже, они просто отпаривают клей над чайником.
– За вашей почтой следят с тех пор, как Лектер прислал вам письмо.
– Но тогда просто проверяли конверты на флуороскопе. Против этого я не возражала. Только я хочу сама читать адресованные мне личные письма. И никто мне ничего не сказал.
– Этим не наша ИЛС занимается.
– И это не заместитель директора Доуг, мистер Крофорд. Это кто-то достаточно влиятельный, чтобы иметь возможность получить ордер на перехват почты по Категории 3, с правом не сообщать об этом по инстанциям.
– Но вскрывают письма не профессионалы. – Клэрис молчала так долго, что он добавил: – Лучше, чтобы это так выглядело, по-вашему, да, Старлинг?
– Да, сэр.
Крофорд поджал губы и кивнул:
– Я разберусь с этим. – Он аккуратно поставил пузырьки с лекарствами в ящик стола. – Поговорю с Карлом Ширмером, в Депюсте, мы с ним уладим это дело.
Ширмер… Да что этот слабак может? В ведомственных коридорах прошел слух, что в конце года он уходит на пенсию: все приятели Крофорда уходили на пенсию один за другим.
– Спасибо, сэр.
– Можете назвать кого-нибудь из ваших учеников в Полицейской академии, у кого явно есть способности? С кем стоит нашим вербовщикам поговорить?
– В области судебной медицины… пока не могу определенно сказать: они меня стесняются, когда речь заходит о сексуальных преступлениях. Но есть парочка отличных стрелков.
– Этими-то мы сыты по горло. – Крофорд бросил на нее быстрый взгляд. – Вас я не имел в виду.
Тяжкий день, весь занятый бесконечным разыгрыванием сцены смерти Джона Бригема, наконец закончился, и Старлинг пришла к могиле на Арлингтонском национальном кладбище.
Она положила ладонь на камень, все еще шершавый от резца, и неожиданно ее губы совершенно отчетливо снова ощутили мраморный холод лба, шершавость пудры… Она поцеловала Бригема, когда в последний раз подошла к гробу, чтобы вложить в руку Джона, под его белую перчатку, последнюю полученную ею медаль чемпиона
Теперь в Арлингтоне падали листья, укрывая тесно заставленную памятниками землю. Старлинг, не убирая руки с надгробья, глядела на бесчисленные могилы и думала о том, сколько же здесь лежало людей, подобно Джону Бригему погибших зря, из-за глупости, эгоизма и постыдных сделок, совершаемых усталыми стариками.
Неважно, веришь ты в Бога или нет, но если ты воин, Арлингтонское кладбище всю жизнь будет для тебя святым местом, и трагедия не в том, что человек умирает, трагедия – когда человек умирает зря.
Она всегда чувствовала себя тесно связанной с Джоном Бригемом, и связь эта была не менее прочной оттого, что любовниками они не были. Никогда. Опустившись на одно колено перед его могилой, она вспоминала:
Давным-давно он очень мягко кое о чем ее попросил , и она ответила «нет»; тогда он спросил, могут ли они остаться друзьями – спросил вполне серьезно, ничего иного уже не имея в виду, и она ответила «да» – тоже вполне серьезно.
Не поднимаясь с колен, она думала о могиле отца, далеко-далеко отсюда. Она не была на том кладбище с тех пор, как лучше всех закончила колледж и пришла к его надгробью – рассказать об этом. Теперь она думала, не пора ли снова вернуться туда.
Закат солнца, светившего сквозь черные ветви арлингтонских деревьев, был оранжев, как тот апельсин, что делил с нею отец; от звука далекой трубы по телу побежали мурашки; надгробный камень холодил ладонь.
ГЛАВА 48
Сквозь легкую дымку собственного дыхания мы можем видеть эту алмазно светящуюся блестку в ясном ночном небе над Ньюфаундлендом – сначала где-то вблизи Ориона, а затем медленно ползущую дальше над нашими головами: «Боинг-747» преодолевает встречный западный ветер. Скорость ветра – сто миль в час. В самом конце салона туристского класса, где обычно размещаются группы дешевых комплексных туров, пятьдесят два участника тура «Фантастический Старый Свет», позволяющего познакомиться с одиннадцатью странами за семнадцать дней, возвращаются в Детройт и Виндзор – тот, что в Канаде. Кресла: пространство для плеч – двадцать дюймов; сиденье от одного подлокотника до другого – двадцать дюймов. Всего на два дюйма больше, чем было у раба, которого когда-то везли из Западной Африки в Вест-Индию.
Пассажирам небрежно швыряют холодные, как лед, сандвичи с липкими ломтиками мяса и каким-то полусинтетическим плавленым сыром; пассажиры вынуждены вдыхать испускаемые соседями газы и то, что все они вместе выдыхают, – воздух в салоне кондиционируется и рекондиционируется из соображений строгой экономии, по принципу переработки помоев, придуманному ското– и свиноторговцами в пятидесятые годы.
Доктор Ганнибал Лектер сидит в центре среднего ряда в самом конце салона. По обе стороны от него – дети, а в конце ряда – женщина с младенцем на руках. После стольких лет в камерах и путах доктор Лектер не любит чувствовать себя стесненным. В соседнем кресле мальчик играет с компьютерной игрушкой: игрушка у него на коленях беспрестанно пищит. У доктора Лектера, как и у многих других обитателей самых дешевых мест, на груди значок – улыбающаяся рожица с надписью большими красными буквами: «CАN-АM ТOURS»; как все туристы группы, он одет в псевдо-спортивный тренировочный костюм. На костюме – эмблемы хоккейной команды «Тoronto Maple Leafs». Под этой одеждой к телу доктора Лектера прибинтoвано весьма значительное количество денег – наличными.