Ганс
Шрифт:
Мои ноги шаркают по тротуару, когда я приближаюсь к очереди на «Комету».
Я был здесь каждый вечер, когда не затевал драки, в которых постоянно проигрывал.
Я знаю, что ее здесь не будет, но то, что осталось от моей души, просто хочет быть рядом с ней. Рядом с ее последним известным местонахождением.
Очередь продвигается вперед, а я думаю о той ночи.
Я думаю о том, что мы сказали друг другу.
Она не просила меня пойти с ней напрямую, но приглашение было. И я не пошёл.
Я мог бы пойти.
Если
Но я этого не сделал.
Я не пошёл с Фрейей, и последние слова, которые я ей сказал, были пожеланием удачи.
Вышибала вздыхает, когда видит меня, но мы уже отработали эту рутину. Я даю ему пару сотен долларов, и он меня впускает.
Я не буду пытаться выпить в баре. Я сделаю то, что делаю всегда — встану у стены, уставившись в толпу, желая, чтобы тьма внутри меня задержалась еще немного. Достаточно долго, чтобы я смог найти ее.
* * *
Меня будят крики матери.
Они бесконечны.
Они мучительны.
И я знаю.
Я знаю, что они нашли мою сестру.
И я знаю, что она мертва.
Я выбираюсь из постели, но ноги меня не держат.
Я падаю на пол.
Я не могу дышать.
Мои легкие не наполняются.
Я не могу…
Боль, печаль и тяжелейшее чувство неудачи обрушиваются на меня.
Я не успел добратся до неё.
Я ее не спас.
Вопли матери продолжают разноситься по дому.
Мое лицо как будто перекошено.
Мой рот открыт, но я не издаю ни звука.
Фрейя.
Моя младшая сестра.
Ее больше нет.
Она никогда не вернется домой.
* * *
Сегодня были похороны моей сестры. И это убило моих родителей.
Это убило часть меня тоже.
Стоя здесь, один под сиянием луны, рядом со свежей могилой Фрейи, я знаю, что никогда не буду прежним.
Я никогда не стану тем человеком, которым планировал стать.
Я стану кем-то другим.
Кто-то более темный.
* * *
Два месяца спустя я стою на том же месте и смотрю на могилу моей матери, похороненной рядом с ее дочерью.
Папа стоит рядом со мной, кашляя между беззвучными рыданиями.
После того, как тело Фрейи было найдено в Вегасе, изуродованное и выброшенное, а причиной ее смерти назвали передозировку наркотиков, мама сдалась.
Врачи сказали, что это пневмония, и, возможно, так оно и было, но она потеряла желание
Реальность того, что случилось с Фрейей, как она страдала последние недели, дни, часы… это было слишком.
Мой отец тоже болен. Я слышу, как он тяжело дышит по ночам, когда иду по пустым коридорам нашего дома.
Его не будут лечить. Мне не нужно его спрашивать, чтобы знать, что он не будет лечиться.
И стоя здесь снова и глядя на женщин, которые значили для нас обоих так много, я не виню его.
Я не принимаю на свой счет то, что я не в состоянии удержать его здесь.
Редкая капля дождя падает на землю.
Я тоже не уверен, что хочу оставаться в этом мире.
* * *
«Ганс», — голос отца хриплый, но я слышу его, когда прохожу мимо его комнаты.
Остановившись, я прижимаю руку к его двери, и она распахивается.
Папа лежит в постели, его лицо бледное, щеки впалые, он борется с приступом кашля.
Прошла ровно неделя с момента последнего вздоха мамы, и он, похоже, готов сделать свой.
Он поднимает руку, легким движением приглашая меня войти.
Мы не разговаривали. Друг с другом. Не о чем говорить.
Первые несколько раз, когда кто-то приходил к нам в дверь, выражал соболезнования, приносил еду, я отвечал. Я сохранял пассивное выражение лица. Но потом я больше не мог.
Я не мог скрыть переполнявшую меня ярость.
Я не мог сказать спасибо.
И тут люди перестали стучать.
Мои ноги бесшумно ступают по толстому ковру, покрывающему пол. Он в оттенках красного. Вышитые цветы всех форм и размеров. Мама выбирала его. Он был таким ее.
Я останавливаюсь у подножия кровати.
Если это наше прощание…
Я сглатываю.
Я не уверен, что смогу выдержать еще столько же.
Я не знаю, сколько выдержит мое сердце.
Но когда я смотрю на отца, я понимаю, что его уже нет.
Я кладу руку на одеяло над его ногой. «Все в порядке, папа».
Его подбородок дрожит, а грудь сотрясается при вдохе.
«Иди сюда», — он поднимает руку.
Я медленно подхожу к краю кровати, наклоняюсь и нежно обнимаю его за плечи.
Чья-то рука лежит у меня на спине.
Вот и всё.
Когда я отстраняюсь, его взгляд скользит по тумбочке.
Я прослеживаю его взгляд.
Рядом с рамкой с фотографией его и мамы в день их свадьбы стоит резная деревянная шкатулка.
Я узнаю её. Она принадлежала моему деду, отцу. А теперь и мне.
Я стою перед ней.
Защелка не защелкивается, а шарнир смазан, поэтому крышка открывается плавно.
Верхний свет приглушен, но он все равно отражается от лезвий внутри коробки.