Шрифт:
Глава первая.
Ударил удачно - тонкая трещинка побежала змейкой вверх, все расширяясь, наконец, глыба дрогнула и медленно, словно нехотя, отвалилась от стены. Андрей проворно отскочил - за два с лишним года приноровился беречь ноги - первое время вечно ходил с разбитыми и распухшими пальцами. Правда, скакать с каждым днём все труднее и труднее, Андрей стал похож на ходячего скелета в обносках. Устало опершись на молот (коим здесь называют кувалду, с одной стороны заточенную конусом), обтер ладонью вспотевший лоб, губы скривились от ноющей боли в желудке.
– Скорее бы обед... - Андрей покосился на напарника, но Гансауль словно глухонемой, натужно сопит, мощные, перевитые вздутыми венами руки снова и снова бросают неподъемные камни в тачку. Нагрузив с горкой, потащил
Прошла, наверное, целая вечность, и наконец заскрипела телега кашевара. Андрей с Гансаулем трудились в самом дальнем забое шестого горизонта, потому обедали последними, скорее ужинали. Благо хоть кашевар - горбатый одноглазый старик - не жадничал, выгребал из чана остатки, так что порция получалась сносная. Ещё бы меню поразнообразнее... Основной состав "каши" - бледно-серые грибы из Стылой ямы, что в третьем горизонте. Андрей видел эту яму, когда переводили со третьего на шестой горизонт, там не яма, а пропасть, круглая, шириной метров семь, и дна не видать, лишь клубы тумана плавают внизу и холодом тянет, отчего и прозвали Стылой. Сборщики грибов спускаются по отвесным стенам на верёвках и торопливо пластают лопухи склизлых грибов, набивая с горкой подвешенные рядом корзины. Потом грибы отправятся в огромный котел, где готовится обед на всех каторжников сразу. Плюс ещё несколько мешков янги - местной крупы, похожей на перловку - вот и весь рецепт. В кашу часто попадает "мясо" - позарившиеся на крупу мыши, реже - крысы, но каторжники не возмущаются, а наоборот, даже рады "калорийной" прибавке. Андрея поначалу чуть ли не выворачивало при одном виде разваренных мохнатых комков, а сейчас ничего - привык. Только крыс, в отличие от остальных, предпочитает потрошить и снимать шкурку. Что самое странное - грибы на стенах Стылой за ночь вырастают снова до прежних размеров, словно и не вырезали их вчера подчистую. А еще в ту же яму скидывают тела мертвецов. Несчастные случаи, болезни (на первом месте - рудничная чахотка, ее не избежал и Андрей), на верхних горизонтах, где условия полегче и нравы посвободнее, драки между каторжниками со смертельным исходом совсем не редкость. Так что не бывает и дня, чтоб в Стылую не отправили одного-двух покойников. Отсюда и пошло выражение "пойти по грибы"...
– Глоды Сарконь взяли!
– горбун блеснул единственным глазом. Кашевары в руднике - главный источник новостей.
– Неделя-другая - и пожалуют к нам!
– А кто это?
– Андрей спросил невнятно, с набитым ртом, торопливо жуя.
– Ты не знаешь?! Ах, да, ты ж беспамятный. Глоды, парень, это нечисть, что прет с севера. Видал я их пару раз. Как бы объяснить-то?! Разные бывают, и рогатые, и со свиным рылом, и человечьего вида. Ростом метра два и силищи немереной! Туповаты, конечно, но твари опасные. И что самое плохое - мясо очень любят, особенно человечинку! Так что... может... последние дни доживаем. Ты рубай, рубай, на вот, крыску схрумай, себе жарил, да куда уж... без зубов.
– Спасибо, Аркаин!
– Андрей чуть ли не выхватил почернелую тушку, пока старик не передумал.
– А что гарнизон?
– А что гарнизон - глодов, говорят, тысячи две идёт! Что против них три сотни?!
– Две тысячи?
Андрей вздрогнул и изумленно покосился на Гансауля, если бы заговорила каменная глыба - удивился б меньше.
– Ну, говорят, что тысячи две, если не больше.
– Аркаин тоже смутился, словно сказанул нелепую чушь.
– Беженцы так говорят...
Гансауль опять замолчал, уставился в никуда, квадратная челюсть монотонно заработала. Кашевар вскоре ушёл, задерживаться долго на горизонтах запрещалось. Обед закончился, Андрей поднялся, измученные тяжёлой работой мышцы тут же противно заныли, но мозолистые ладони уже привычно сжимают рукоять молота.
– Почему старик зовёт тебя беспамятным?
– Я не помню, кто я и откуда.
– Парень размахнулся, молот звякнул об камень, высек искру.
– Знаю только, что, вроде как, незаконно перешёл имперскую границу и был схвачен патрулем. Сказали, что подрался с солдатами, один даже погиб. Вот и определили сюда на пятнадцать лет. Я долгое время был... ну как бы... немного не в себе... недавно только стал соображать нормально.
Гансауль смотрел неотрывно, потом, склонившись за камнем, спросил:
– И что - совсем ничего не помнишь?
– Ничего. Из прошлого у меня только это, - Андрей вытянул левую руку ладонью вверх, на запястье на серой от грязи коже темнеют вытатуированные буквы: "Х.А.К." - так и прозвище получил.
До самого отбоя напарник вновь больше не проронил ни слова. А Андрей... Андрея потихоньку грызла совесть, он наглым образом врал, но и рассказывать правду о себе всем подряд тоже глупо. Нет, первое время парень и вправду походил больше на зомби, чем на человека - ходил с потухшим взглядом, отвечал односложно, делал, что прикажут, не раздумывая. Потом сознание прояснилось, словно из седого тумана выбралось солнце и разогнало всю хмарь в голове. Но и вспомнить ничего из прошлой жизни он не смог. Лишь по ночам снились странные прямоугольные скалы, где люди... просто жили. Он бродил во сне меж этих скал, мимо мчались огромные четырехколесные телеги, ярко раскрашенные, а в них... тоже люди... счастливые... свободные. Звучала музыка, вокруг люди, люди, нарядно разодетые, а не в жалких грязных обносках, как он и его товарищи по несчастью. А девушки... Цокающие каблучки, коротенькие юбки, волнующий аромат духов... И вот однажды он распахнул ранним утром глаза, за несколько минут до подъёма, вот он привычный закопченный каменный свод, треск факелов, спертый воздух, пропитанный едкими запахами горящего масла, пота, грязных тел и мочи. А он проснулся... и всё вспомнил... словно кто-то щелкнул тумблером в голове. И дикая тоска о навечно потерянной прежней жизни стиснула ледяными пальцами душу. Он в чужом мире, он в рабстве, и он... умирает - чахотка бешеным псом вгрызается в лёгкие. Прошло полгода, сменились четыре напарника - ушли "за грибами", и Хак знал, что скоро и его черед. Но смерть не пугала - смерть будет избавлением от монотонного кошмара под названием каторга. Хак рассказал одному из ушедших напарников, что он - из другого мира. Это был старик Хинки - мелкий плотный старичок с бородкой клином, Хак за глаза звал его Гномом. Хинки посоветовал молчать, Хак, оказывается, не первый "чужак", но если охрана прознает - тут же отправят в Имперскую безопасность - а там с подобными, как и с колдунами и ведьмами - разговор короткий. Потому Хак и держал язык за зубами - лучше уж медленно угаснуть от чахотки, чем сгореть живьем на костре...
Грозно прогрохотали сапоги по мраморным ступеням, Карбич порывисто рванул дверь и буквально влетел в длинный коридор Управы, часовой, растерянно квакнув, отскочил с дороги. Длинная ковровая дорожка расстелилась до самого кабинеты Главы, Карбич размашисто пронесся до массивной железной двери, толстый ковёр заглушил звук шагов. Застывший у кабинета солдат встрепенулся, вытянулся в струнку, пугливо вытаращив глаза - нрав Карбича знали все.
– У себя?!
– рявкнул Карбич, а холеная рука с огромным золотым перстнем уже легла на ручку двери. Часовой лишь кивнул, командир гарнизона даже не стал стучать, распахнул дверь.
– Как это понимать, господин полковник?!
– И вам здравствуйте, господин майор. Карбич, какая муха вас укусила?
Командир гарнизона скрежетнул зубами, не испрашивая разрешения дернул за спинку стул и сел, широко расставив ноги и сложив крест-накрест руки на груди. Глава сделал вид, что не заметил столь хамского поведения, неспешно отошёл от окна и сел за стол напротив. Годы и тихая служба на руднике, этакий курорт для преданного королю офицера, не пощадили бравого вояку - Зюхер из поджарого резвого майора давно уже стал пухлощеким грузным полковником. Меж своих подчиненные зовут его "Жабой в мундире".