Ганская новелла
Шрифт:
Так он здесь, он не на холме, как ей представлялось.
В страхе Эсаби отвернула лицо. О духи предков, снова кричит петух!
— Эсаби, жена моя, где же ты? Я вернулся! Подойди, встреть меня, давай же поздороваемся! — Голос звучал устало. Эсаби боялась ответить. Ей захотелось уйти, убежать далеко, подальше от Ману. Но куда, к кому? Ману вышел из хижины. На фоне тускло светящегося неба он увидел женскую фигуру с выступающим животом.
— О Эсаби, моя дорогая, жена моя, иди же ко мне! Я все знаю. — В голосе Ману звучала радость. Разве не говорил ему колдун, что ребенок спит в животе Эсаби и начнет расти лишь тогда, когда Ману принесет песок из Окора? Наконец кто-то скажет ему: «Отец!»
— Прости,
— Жена моя, о чем ты печалишься? Я отец ребенка, и я знаю — это будет мальчик, здоровый и красивый. Я назову его в честь моего отца, а ты, ты, моя дорогая, моя жена, ты, кто умеет приготовить такой вкусный суп из одной лишь крабьей клешни; ты — жена воина, одной веточкой убивающая удава; красавица, тело которой так упруго, что даже пояс из колючих бус не причиняет тебе боли, — ты можешь называть его Баду — десятым рожденным.
Эсаби медленно повернула к мужу лицо. Ману протянул к ней руки. Молча они приближались друг к другу. У двери они обнялись, и в этот самый миг огонек светильника в хижине погас.
Отвори мне, любовь моя, дверь отвори… Протяни ко мне руки, уста раствори: День настал, и я возвращаюсь. Путь был долог и труден, Подошвы мои Истоптались, Ведь я шел по камням. Мне порой не хватало еды. Я прошел сквозь леса и долины, И долгие ливни долбили Мои плечи и спину. Я промок до костей, А кусты и деревья, что прежде Не страшились дождей, Погибали в потоках воды. Встреть меня, протяни мне сухую одежду, Дай омыть мои ноги от праха и глины, Посмотри — их изранили острые камни. Приготовь мне постель, Я устал. Будь со мной в эту ночь, ты нужна мне.Перевод И.Бессмертной
Кваме Ньяку
Чувство справедливости
Вот уже в третий раз он вместе с этим типом Дайвом представал перед судом по обвинению в мошенничестве. Адвокат Дайва объявил, что своего добьется, и добился-таки: к концу третьего заседания его подопечного и оправдали, и освободили из-под стражи, а Тотоблито признали виновным и приговорили к трем годам тюремного заключения.
Его отвели в камеру под номером Е-7 Центральной тюрьмы. Новенькому полагалось спать возле параши, и, расстелив на полу одеяло, он устало опустился на свою «постель» и уже совсем было заснул, когда услышал, как рядом кто-то настойчиво потребовал: «Шшш, тише! Тихо, говорят вам! Армстронг будет говорить». Когда стало достаточно тихо, некто — видимо, этот Армстронг — заговорил: «Джентльмены, как известно, у нас появился новый коллега. Поскольку он будет отныне делить с нами хлеб и кров, то в соответствии с обычаем должен пройти обряд посвящения в наше общество».
Говоривший был тощим лысым человечком, этаким тюремным Агасфером, из тех, что большую часть сознательной жизни проводят в тюрьме за махинации с золотом и драгоценностями. Армстронг пользовался безусловным уважением со стороны сокамерников. Тюремное начальство также ценило его, потому что при нем в камере всегда поддерживались порядок и дисциплина, и в знак своего расположения обеспечило его настоящей постелью.
— Пусть подойдет. Мы начинаем испытание, — сказал Армстронг.
До новенького не сразу дошло, что обращаются именно к нему, и он продолжал лежать, когда слова эти прозвучали во второй, а затем и в третий раз. Тогда какой-то громила, сидевший по-турецки на своем одеяле, поднялся на ноги, выпрямился во весь рост и двинулся к новичку. Подошел, поднял его за шиворот одной рукой и с грохотом поставил на ноги. Потом дал легкого пинка, в результате которого новичок, пролетев несколько метров по воздуху, оказался прямо перед Армстронгом. Сон у него, разумеется, как рукой сняло.
— Спасибо, Коммандо, — с достоинством поблагодарил Армстронг гиганта. Затем, задавая вопросы словно первоклассный юрист, сделал так, что новичок как бы сам рассказал, что зовут его Нана Тотоблито Второй, что он марабут [15] , травник и, кроме того, второй по величине колдун-прорицатель в своей округе. Он сообщил также, что его покойный отец, Нана Тотоблито Первый, был неофициальным консультантом по оккультным наукам у бывшего президента страны благодаря своему редкостному дару — видеть будущее. И он, Нана Тотоблито Второй, к счастью, унаследовал это качество.
15
Африканский мусульманский священник, выполняющий одновременно функции прорицателя, знахаря и даже колдуна.
— Почему вы оказались здесь? — сухо спросил его Армстронг.
— Помогал другу выпутаться из неприятной истории и сам в беду угодил.
— Расскажите суду, что именно с вами произошло.
Дело было так. Мельник Фоли имел от своей совершенно новенькой мельницы одни неприятности — машина непрерывно ломалась. Истратив на ремонт порядочную сумму, он решил выяснить, в чем же все-таки дело, и пожаловался на свои беды марабуту по имени Дайв. После загадочных манипуляций с разнообразными амулетами Дайв объявил:
— Кто-то наложил заклятие на твою мельницу, и пока заклятие не будет снято, никакого дохода от нее ты не получишь.
— А ты знаешь, кто это сделал? — с надеждой спросил Фоли.
— Блохе, прежде чем укусить, надо ведь под одежду забраться, не так ли?
— Значит, это кто-то из моих родственников?
— Это совершенно очевидно, однако не настаивай, чтобы я называл его имя, — сказал Дайв. — Это может принести несчастье.
Однако марабут быстро дал себя уговорить и как бы между прочим обратил внимание Фоли на то, как хорошо живет его младший брат.
— Мой младший брат? Неужели злоумышленник — это он! Но что именно он сделал? — никак не мог поверить Фоли, у которого ни разу не было случая усомниться в любви и преданности брата.
— Он кое-что закопал под твоей мельницей. Оно и сейчас там.
— А ты можешь это обезвредить?
— Конечно. Это мое ремесло. Тебе нужно только приготовить все необходимое, а о плате за труды мы поговорим, когда дело будет сделано.
Фоли достал все, что велел марабут, а Дайва между тем начал беспокоить исход дела, ибо насчет брата Фоли он, разумеется, соврал. Теперь главной его задачей было найти возможность закопать кое-какие предметы у мельницы, и он обратился за помощью к Тотоблито. Тот сначала колебался, но потом согласился.
И вот в день ярмарки, когда множество людей собралось на мельничном дворе, чтобы смолоть зерно, Тотоблито, решив, что в толпе его не заметят, начал поспешно рыть ямку в углу двора.
— Эй, что это ты здесь делаешь? — вдруг спросил кто-то.
— Ничего.
— Но я же видел, что ты рыл яму! А зачем? Ну-ка отвечай!
Привлеченные шумом, вокруг них стали собираться люди, и испуганный Тотоблито бросился бежать. Вслед ему тут же понеслись крики:
— Вор! Держите вора!