Ганская новелла

Арма Айи Квейи

— Ну что, еще не захотела нашей рыбы? — Араба колебалась, и мальчишка добавил: — В городе получишь за нее кучу денег.

Девочка с минуту помолчала и нерешительно произнесла:

— А я знаю, вам и рыбы-то не достанется. Вас же прогнали.

При этих словах ребята засмеялись, и Араба почувствовала себя неловко.

Тот же мальчик снова заговорил:

— Да ты нам не веришь? Ну пойдем, я возьму свою долю, и сама увидишь.

Девочка взглянула на ящик с печеньем:

— Я не могу это здесь оставить.

— Да ребята присмотрят, а то еще намочишь в море.

Араба боязливо посмотрела на мальчишек, но вид у них был

вполне невинный.

— Хорошо, пошли, — сказала она. — Только ты дашь мне побольше. Ладно?

Вдвоем они направились к воде. Время от времени Араба оглядывалась, чтобы убедиться в том, что ребята еще на месте. А те улыбались и радостно махали ей руками.

Перекрывая надрывные крики рыбаков, плеск мечущейся рыбы и вопли чаек, все ниже летавших над неводом, мальчишка затрещал Арабе в ухо:

— Я поищу хозяина. У каждого мальчика есть свой хозяин. Учитель. А вон он, на той стороне. Давай за мной.

Девочка неловко побежала за ним по мокрому песку. Она увидела, как мальчишка направился было к высокому мужчине, но почему-то проскочил мимо него и скрылся в кокосовой роще. В панике девочка бросилась к своему печенью и сторожившим его мальчикам, но тех и след простыл.

Она привыкла к жестоким побоям, смирилась с ними и почти не чувствовала боли. Но к голоду привыкнуть не могла. Ее организм развивался, и против голода протестовало в нем все. Кое-что она ухитрялась прикупать на рынке. Мамми, у которых она обычно брала продукты — стоило с ними по-хорошему поторговаться, — уступали, вот и получалась экономия. Но госпожа как-то обо всем этом узнала, в ход пошла метла.

При виде метлы девочка выставила вперед руки, чтобы защитить лицо. Она заплакала. С губ ее слетело слабое: «Не надо, прошу вас, не надо метлой». Но удары только-становились сильнее и сильнее. «Говори правду, — кричала хозяйка, — что ты ела на рынке? Тебя видела Бои! Хочешь, я ее позову?» Побои не прекратились, даже когда девочка во всем призналась. Глаза госпожи горели гневом и не сулили добра. Араба выбежала во двор и бросилась к калитке, но хозяйка гналась за ней по пятам, изрыгая проклятия. Вслед прозвучал приговор: «Чтоб я тебя здесь больше не видела! Воровка! Сучья дочь!»

Девочке негде было искать приюта, и когда в городе зажглись болезненные желтые огни, она направилась к рынку — за ним на стоянке грузовиков жизнь никогда не затихала. На костре какая-то женщина пекла келевеле. Девочку не прогнали, и она придвинулась к огню, чтобы согреться. Свернувшись клубочком и закутавшись, как могла, она заснула.

Вдруг кто-то грубо растолкал ее. Еще не проснувшись до конца, Араба увидела, что костер потух и прежних женщин нет. А вместо них — две совсем другие. Одна — в полицейской форме.

— Залезай, — скомандовала женщина-полицейский, а вторая при этом засмеялась. Рядом стоял грузовик с крытым верхом. Из кабины вылез мужчина, взял Арабу и, приподняв, втолкнул в кузов. Женщина в полицейской форме уселась рядом, и ей пришлось снова будить Арабу, когда машина подъехала к воротам Исправительного дома.

Похоже, сторож спал, потому что второй женщине пришлось довольно громко стучать дверным молотком, прежде чем открылось маленькое оконце. Послышался сонный старческий голос:

— Кто там?

— Открывай! — властно крикнула женщина.

Старик открыл калитку, засуетился, пропуская женщину с девочкой. Женщина сурово спросила:

— Ты спал?

— О нет… начальник… мадам.

— Лжешь. — Старик молчал. — Ты лжешь, — повторила женщина.

Сторож неуверенно забормотал:

— Миссус, мало-мало спал. День ноги ходил, весь день. Мало-мало устал.

— Мы платим тебе за то, чтобы ты сторожил, а не спал. — Голос женщины звучал уже не столь сердито.

— О миссус, конечно, миссус.

— Покойной ночи, сторож. И чтоб не спать!

Девочка последовала за женщиной в какую-то длинную комнату, где слышался храп спящих людей. Они остановились у свободной кровати.

— Это твоя, — сказала женщина, — ложись. Когда она ушла, послышалось чье-то возбужденное перешептывание, но девочка слишком хотела спать, чтобы прислушиваться.

Хотя жить в Исправительном доме, особенно в первое время, было довольно тягостно, у Арабы отлегло от сердца, когда хозяйка отказалась взять ее обратно. Поначалу другие девушки ловко сваливали на нее всю работу, но потом появились новенькие, и теперь Арабу оставили в покое. Соседки стали даже нравиться Арабе, по ночам она любила слушать их истории о том, как живется на свободе. Те, что были постарше, все время говорили о мужчинах и деньгах. А иногда хвастались, что им ничего не стоит сбежать отсюда. И действительно, время от времени кто-нибудь убегал. Тогда начальница кричала, бранила сторожа, а с оставшимися девушками была подчеркнуто строга. Но проходило несколько дней, беглянок ловили, привозили назад, и начальница с ухмылкой изрекала: «Уж я-то знаю, где вас искать!» И все входило в обычную колею. Начальница никогда не задавалась вопросом, почему девушки совершают свои побеги всегда незадолго до того, как истекает срок их пребывания в Исправительном доме, — ведь такое нарушение отдаляло их освобождение. Ей и в голову не приходило, что хоть девушкам и нравились короткие вылазки в «большой мир», они все-таки предпочитали жизнь в Исправительном дружбу своих сверстниц. Ну, а если начальнице нравилось считать их дурами, то это и к лучшему.

Араба убегала дважды, и оба раза незадолго до того, как ее должны были освободить. Ей казалось, что она умрет от стыда, если ей придется уехать к родным. И вот скоро опять конец срока. Но на этот раз она уже не помышляла о побеге. Напротив, старательно работала, и начальница частенько ставила ее в пример: «Смотрите, из Арабы растет ответственная женщина».

Из-за этого отношения с подружками стали портиться, но ей это было безразлично. На первом месте оказалось теперь обещание начальницы отпустить Арабу без испытательного срока — разумеется, если девочка будет себя хорошо вести.

Она, без сомнения, вела себя хорошо, и это раздражало ее подружек, потому что они не понимали той перемены, которая произошла в ней после второго побега.

Она всё держала в тайне. Даже начальнице не удалось ничего разузнать. В ту ночь девочки долго болтали о мужчинах. И, слушая их, Араба ощущала свою ущербность, потому что ей рассказывать было совершенно нечего. А между тем рассказы возбудили ее, как будто в них речь шла о ней самой, и ранним утром, когда она перелезала через заднюю стену во дворе Исправительного дома, в голове у нее был только один вопрос: что же это такое — жить с мужчиной? Она спрятала форменное платье и чувствовала себя вполне естественно в одной рубашке и куске ткани, обернутом вокруг бедер. Солнце пекло немилосердно, дорожная пыль обжигала ноги. Очень хотелось есть, и она пошла к рынку.