Гапландия
Шрифт:
– Дорогие школьники, – с торжественной грустью сказал Вжик. – Сегодня идет очередной день вашей учебы, вашей борьбы…
А почему он лучший выпускник? То есть, лучший, но мы в другой школе учились, в трех кварталах отсюда.
– … стать настоящими клауфилами, которым мы передадим великое знамя!
Кто бы мог подумать? Паша Вжик всего на всего, и вдруг ветеран, герой, взвешенная жизнь и метеорные следы признания. Проникновенные речи школьникам говорит, а те слушают, проникаются. Ученики готовы идти за Вжиком в бой и умереть, если потребуется. Не все, само собой,
– … следовать заветам предков, – Паша говорил, почти касаясь губой микрофона. – Патриотический пирсинг, невероятное количество видеороликов, это не исчерпывающий перечень деяний дедов и прадедов. Совсем не исчерпывающий! Когда было нужно, они четко завили о готовности умереть за…
А я ждал такого поворота! Безусловно, надо говорить за умереть. Вернее, умереть за. Неважно. Главное, что от Вжика, похожего на призрак из блокбастера, такой призыв убедительнее, нежели от стандартного орденоносца – контуженного косноязычного придурка, которых круглосуточно показывает телеканал «Сражение».
– Верность человейнику, готовность приносить пользу дому и желание стать достойными жильцами, этого ждет от вас старшее поколение. У меня все, – Паша закончил и снял треугольную шляпу.
Торжественное поднятие морской свинки. Под трубные звуки гимна маскот школы взлетел на флагшток. Испуганный зверек забился в угол клетки, которая раскачивалась на кончике шеста, присутствующие салютовали, директриса держала руку у сердца. Раньше у меня слеза наворачивались во время таких мероприятий, теперь старый стал, циничный. Весь ритуал продолжался регламентированные две минуты, как и четверть века назад, только для нас поднимали на шест кусок разноцветной ткани. Но, в принципе, по процедуре – да, как в наше время, в нашей школе. Наглядное сохранение традиционного обряда.
Паша Вжик пробирался сквозь ряды школьников, на ходу надевая треуголку, и одновременно расстегивая куртку, под которой оказался не китель с орденскими планками, чего следовало бы ожидать, а вполне себе партикулярный джемпер с эмблемой спортивного клуба «Спартак». Я окликнул его.
Вжик несколько мгновений внимательно смотрел на меня, потом раскрылся доброй улыбкой.
– Александр!? О, о!
– Паша, – я пожал его холодную худую руку, словно окунька схватил. – Вжик! Ой, извини.
– Брось! Мне приятно. Но как? Бесконечно малая вероятность, и ты.
Мы отошли подальше от людей. Встали возле пожарного выхода с торца школьного здания: «Как ты?!», – «Ты как?!», – «Где?», – «С кем?», – «Кого из наших?», – «Да, время, время…».
– Значит, воевал? – спросил я, стараясь, чтобы в дружеском базаре отчетливо тлело почтение.
– Значит воевал, – ответил Вжик. – Типа того.
– На западе?
– Да не.
– Ух ты! – тут я еще больше восхитился Вжиком. – С коллективным востоком боролся! Респект.
– Да не, – Паша поморщился от незаслуженного уважения, как от пропавшего кефира.
– Мгм… на юге, говорят, тоже было не сладко. Или?! Ты что, Паш, север карательствовал?
– Знаешь, у меня сейчас дела, – нерешительно сказал Вжик. –
– Давай. У меня тоже сейчас дела, надо к завучу зайти. По спонсорству, – машинально наврал я. Не рассказывать же, что сын в косяках. – Где стрелканемся?
– Кабачок в центре «Вобла и лось» знаешь?
– Не знаю. Найду.
– Я там буду после пяти. Спишемся за час. Тебе куда?
– А пиши мне на «Махаяну». Я там блогером работаю. Не Корифей пока, но на жизнь хватает, – в проброс прихвастнул я. Пусть зайдет на сайт, увидит мои труды.
Странно, но пожимая руку Вжику, я не заметил ни холода, ни худобы, будто бы призрак из блокбастера вернулся в мир живых.
Объясняясь на каждом из трех постов охраны, я добрался до кабинета завуча, постучал и, не дожидаясь ответа, отрыл дверь. Первым, что бросалось в глаза, был портрет морской свинки над начальственным столом. Огромная репродукция занимала полстены. Завуч Анна бровастая, круглолицая, с куцым хвостом рыжих волос и сама напоминала грызуна, она поздоровалась и пригласила присесть. В углу кабинета тихо сидела молодая женщина в кофте с высоким воротом, а у краешка стола, на краешке стула притаился виновник встречи. Мой боец выглядел испуганно, царапина на левой щеке, руки стучат по столешнице, пальцы топорщатся и вибрируют.
– Крувраги, пап, – пискнул Давид, кивнул непослушным вихром на макушке, который мне всегда так хочется пригладить.
– Что произошло? – я обратился к Анне.
– Драка, – вздохнула завуч. – Очень стыдная драка. Два мальчика избили девочку. Дава один из них. Шок для всех нас.
– Кто кого еще избил, – прошептал Давид, трогая себя за ранку.
Я строго посмотрел на сына. Боец опустил голову. Белобрысый в деда, моего покойного отца, широкоплечий, надеюсь, что в меня, любимый младший сын. Хулиган, так это в брата жены, который отбывает пятилетку за неуважение к библиотеке.
– Вдвоем на одного, – сказала Анна.
– На девочку! – возмутился я.
Тут подала голос вязаная кофта:
– Давайте без гендеров!
– Как все было? – спросил я у Анны.
– На перемене. Надзиратель не сразу заметил. В углу возле окна напали на семиклассницу Дава и Глеб Полуэктов. Хорошо, без серьезных травм обошлось. Двоих родители недавно забрали, остался Дава. Я думаю, всем действующим лицам лучше будет на два-три дня остаться дома. Можете обеспечить, Александр?
– Окей, посидит дома. Присмотрим, – сказал я. – Драка. Но почему?
– Пусть он вам сам расскажет, – дернулась Анна, скользкая ситуация ей была не по нраву, это видно.
– А я что? Я ничего, – пробубнил Давид. – Чего эта шалава стоит такая?
– Давид! Дава! – в один голос воскликнули мы с Анной, завуч еще добавила. – Непрестижно так говорить.
– Так она из нашего человейса, – сказал мелкий. – Из Гапландии третьего корпуса. Там одни проституты живут и ублюдки. Все так говорят.
– Ладно! – прервал я. Понятно, что «все говорят» это Норма так говорит. – Виноват, значит виноват. Сообразно, накажем, значит. Что ж…Анна, давайте скрепу.