Гардемаринки-гарде!
Шрифт:
— А это почему так?
— Да у нее, товарищ старшина, жених приехал и ей уже не терпится с ним….
— Ну, если так!
— Так, так!
— Ну, тогда…
Глянула на Зойку. Она все так же неподвижно и безучастно, как будто, это ее не касается.
— Ну, а вы, что скажите, товарищ штрафница? Когда свои наряды будем отстаивать?
Сафронова? Я к тебе, кажется, обращаюсь?
И тут она как глянула на меня? Ой, и дура же я? Что я наделала? Сердце как дало! Мне даже дурно и я почти
— Нет, не сейчас. В следующий раз! Сафронова, мне с тобой переговорить надо. Так, что ты там сказала, насчет приезда мамы?
— О чем это вы? Товарищ старшина второй статьи?
Она меня губит! Зачем? Почему? Ведь я же все во взгляде ее усмотрела! Это она, она моя девочка! Моя и я с ней ночью….
Пытаюсь ее спасти, а вернее то, что я к ней сейчас испытываю! И я уже неуверенно ей и всем, кто уже с интересом наблюдают за нашей дуэлью.
— Ну, ты же говорила, насчет матери? Что она приезжает…
— Какой матери? Чьей?
Ну, что же ты, дурочка, не понимаешь меня? Что ты делаешь? Милая, остановись, прекрати! Не надо!!!
— Так! — Говорю. — Что там у нас еще?
— А как же я? Может мне можно подмениться? Мариночка?
— Да, Маринка! Надо ее отпускать. В чем дело? — Шумят девчонки.
А потом слышу, обидное, до чертиков!
— Ну, да, как целоваться, так можно, а как в наряд, так…
— Так! Все! Кончай разговоры! Ну, кто еще хочет наряд вне очереди? Ты или ты?
Ну, а на счет целоваться, миловаться, так что я вам скажу? Было дело! Так я, Сафронова, говорю? За что, кстати, и получила внеочередные наряды.
Ну, опять эта ехидина!
— А такого нет наказания, что бы за поцелуи.
— А ты, что же подумала, что я прямо так и за поцелуи, нарядами сыплю?
По–моему, я уже не раз предупреждала, что за опоздания на построения, все кто нарушает и опаздывает, так и будут наряды получать. Так, по–моему? Я, что, по–вашему, такого не говорила? А раз говорила, то Сафронова, опоздала! Вот и получается, что она меня зря целовала! — Теперь уже все смеемся.
Все, да не все. Она, моя Коза молодец! Головку подняла и на всех так свысока! Вот же, какой в нее бес вселился. Даже не поймешь? Я ничего так и не поняла.
— Ну, а теперь пора! Значится так! Сафронова заступает вместо….
Потом мы уже только с Женькой вдвоем дома.
— Женька? Ты спишь? Слушай! Ты все вчера помнишь?
— Ты о чем это? Ну, ты меня прости, сорвалась я. А Лешка, ты знаешь, он такой…
— Нет! Я не о том. Ты мне скажи, ты помнишь, как мы и когда угомонились?
— Не скажу даже. Я же тебе сказала, а ты даже не слушаешь? Я же с Лешкой, а он…
— Да нет, же! Я спрашиваю, когда ты с Лешкой, я с кем и где? Ничего не помню. Когда легли и главное где и с кем?
— Значится так. Я с Лешкой….
— Ну, ты издеваешься? Что ты мне все о том, как ты трахалась с ним? У тебя, что, другого измерения нет? Только одно? Какой у него и как он и сколько?
Потом надолго замолкаем. Она обиделась, так что ли?
— Женька?
— Ну что, сплю уже.
— Ты мне скажи, как я очутилась в своей постели? Кто меня раздевал? Я ничего не помню.
— А я, думаешь, помню? Я всего–то и помню, как Лешка….
— Так! Давай спать!
С кем?
Ну, как мне заснуть? Не получается! Глаза закрою, а передо мной она. Вернее не она, а ее тело.
И я как будто бы ощущаю, какая она теплая, мягкая, доступная…Кручусь, кручусь, а все никак глаз не сомкну. Ну, что же это в самом–то деле? Я что, влюбилась, что заснуть не могу.
Это что же, я с ней, прямо как Ромео и Джульетта? Интересно, а кто из нас кто?
Я? Да, на кого я потяну в этом амплуа? На Джульетту, не похожа вроде. Ну, какая я там Джульетта? Наверное, она? А что, очень даже может быть. По крайней мере, я похожу на Ромео. Он мальчик, а во мне мальчишеского больше, чем во всех остальных наших девчонках вместе взятых. Недаром они меня так прозвали, Железная леди! Много они понимают? Я не то, что железная, я вообще никакая. Так, из кожи да костей! И мозгов у меня совсем мало.
Ну, зачем я ее так наказала? Сейчас бы мы были с ней вместе! И я бы ее…
Ой, мамочки, мама! Да, что же я так? И опять, словно из меня вылезает этот противный и все укоряющий мой внутренний голос.
— Ты вообще, думаешь, соображаешь, что делаешь?
— А что я делаю?
— Да, что же ты делаешь в самом–то деле? Зачем тебе это? Ты ведь даже не представляешь, какие после всего этого будут последствия?
— Да, ничего не будет! Я ничего не боюсь.
— Что, неужели такая смелая?
— А что? Я такая и потом я ведь одна на свете и могу только на себя саму рассчитывать. Нет, ни мамы, ни папы, и даже родственников близких, кроме, разумеется, дяди Богдана.
— А ты, что же думаешь, ему это понравиться?
— Что это? Выражайся яснее.
— Ну, ты меня вынудила, так что получай то, о чем просила. Нет, на что напросилась! Ты, дорогуша, становишься лесбиянкой! Ты меня поняла? Ты хоть, представляешь, что это, значит для тебя и какие последствия?
— Да! Ну, ты и нарисовала картину? Это что же, по–твоему, раз я хочу с ней быть, дружить, то я что, по–твоему, уже и эта? Как ты там меня назвала? Ну и потом, называй, как хочешь! Я себя никак не хочу называть. Я как была, леди, так и останусь! И к тому же Железной, так меня кажется, прозвали?