Гарденины, их дворня, приверженцы и враги
Шрифт:
Тем временем действительно приехал Арефий Сукновал, пришел с реки Иван Федотыч, - Акулина собрала им чай, и они, медленно потягивая красноватую жидкость из блюдечек, беседовали о возвышенных предметах. Возвратившись из степи, убедившись затем, что в низовом лесу стоит еще вода и осматривать его невозможно, Николай вспомнил наказ отца не засиживаться у Агафокла, но сильнейшее желание посмотреть на Арефия, послушать его разговор с Иваном Федотычем и - что греха таить - перемолвиться о том о сем с Акулиной, которую он видел только мельком, сейчас же подсказало ему, что перед отцом можно оправдаться вот чем: ловили-де рыбу с Иваном Федотычем, и потому случилось промедление.
Приход Николая с Агафоклом на минуту прервал разговор, но мало смутил беседующих. Только Арефий вопросительно вскинул глазами на Николая да с снисходительною, торопливою усмешкой пожал руку Агафоклу, Иван Федотыч нашел, однако же, нужным сказать, кивнув в сторону Николая:
– Это сынок управителя нашего. Ничего, артельный парень, свой. Присаживайся, Николай Мартиныч, - и тотчас же перешел к тому, что было прервано: - Но в таком разе как же ты, Арефий Кузьмич, понимаешь о аде?
Арефий тряхнул волосами, отставил блюдечко с горячим чаем и только что хотел отвечать, как Агафокл, усевшийся за стол рядом с Николаем и напрасно старавшийся придать серьезность своим плутовски смеющимся глазам, сказал Николаю:
– Друг бесценный, с молочком не желаешь ли?
Николаю сделалось стыдно, что в присутствии таких
людей Агафокл заговорил о молоке.
– Что ты, - сказал он, отмахнувшись, - чай, я не Агей.
Данилыч!
– Ах, братец мой, опять забыл... Грехи!
Лицо Арефия внезапно дрогнуло, и около рта пробежала неприятная нервная судорога. Он насмешливо взглянул на Николая и сказал:
– Аи взаправду, Агафокл Иваныч, дай-ка молочка.
Этак-то будет посытнее.
Агафокл радостно засуетился:
– Вот это так, друг любезный, вот это по-нашенски!
Краля, волоки-ка горшочек утрешничка!
Акулина принесла молоко и поставила на стол, Арефий с каким-то вызывающим видом зачерпнул ложкой, налил себе и сыну.
– Отец, для канпании!
– с неистовым восторгом крикнул Агафокл, обращаясь к Ивану Федотычу, и с ужимками, ухмыляясь, подмигивая, налил себе полные две ложки.
– Я не потребляю, - спокойно сказал Иван Федотыч и на вопросительный взгляд Арефия добавил: - греха в этом не вижу, но не потребляю.
– Как же не грех, когда великий пост?
– выговорил Николай, оскорбленный не столько тем, что нарушался великий пост, сколько насмешливым взглядом Арефия и тем вызывающим видом, с которым он зачерпнул молоко.
– Плохо закон знаешь, плохо Святое писание знаешь, - возбужденно сказал Арефий и, уставив перед собой глаза, как будто смотря в развернутую книгу, начал ссылаться на тексты. И задорно крикнул: - Ведь прямо сказано, чего ж мы еще хитрить будем?
– Может, и яишенку в таком разе, алмаз ты мой драгоценный?
– вкрадчиво спросил Агафокл,
– Это довольно странно, как ты понимаешь про посты!
– высокомерно сказал Николай.
– Эдак ты придумаешь, что и в церковь не надо ходить?
– Не токмо в церковь, в Ерусалим, пожалуй, ходи.
А сам срамись по всякий час, блуди, враждуй, с нищего последнюю рубаху сымай... Аль не читал: "Настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться отцу в духе и истине, ибо таких поклонников отец ищет себе"?
– Это где же такое сказано?
– с насмешкою спросил Николай, никогда не читавший Евангелия и знавший только краткую священную историю Ветхого и Нового завета.
Арефий быстро взглянул на него, и вдруг суровое и возбужденное выражение пропало с его лица, по губам пробежала улыбка.
– Сказано, паренек, сказано, - ответил он, понявши невежество и слабость противника, и, круто повернувшись к Ивану Федотычу, он заговорил обыкновенным своим голосом: - Касательно адовых мук, Иван Федотыч, я рассуждаю точь-в-точь как Исаак Сирин проповедовал: гееннское мучение есть раскаяние. Прочитай-кось слово восемьдесят девятое и девяностое. Али еще ловчей сказано в восемнадцатом слове. Очень мудро!
– и Арефий проговорил множество цитат.
– А то и так еще полагаю: не иначе как будет срок... геенне, тоись. Адовы муки никак не вечны, не может того быть, - и поспешно добавил: - умствую так, не подумай, что самовольно, Иван Федотыч... Все из Писания, все из книг!
Иван Федотыч вдумчиво посмотрел на него.
– Все на книги ссылаешься... Ах, душенька, сколь это обоюдоостро, проговорил он как бы сам с собою и громко сказал: - Коли уж ссылаться, спрошу у тебя, Арефий Кузьмич: аль не знаешь, какая была ересь Оригена, прозванного Адамантовым?
– А какая?
– Вот то же, что и ты говоришь... насчет срока-то.
И на пятом вселенском соборе святые отцы так постановили: кто говорит или думает, что наказание демонов и нечестивых людей временно и что после некоторого времени оно будет иметь конец или что будет после восстановление демонов и нечестивых людей, да будет анафема.
– Вот так фунт, Арефий Кузьмич!
– с величайшим удовольствием воскликнул Агафокл и даже привскочил.
Арефий тряхнул волосами, хотел улыбнуться, но не выдержал и рассердился.
– Я вселенским соборам не верю, соборных постановлений не принимаю! крикнул он.
– Как сказано в первом Послании Ивана, глава четвертая, стих шестнадцатый?
Бог есть любовь, вот как сказано! Смотри у Павла первое Послание к Коринфянам, глава тринадцатая, от четвертого до восьмого стиха. Апостол оченно тонко вникает в эфто дело. И смотри, что написано: любовь все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. А ты мне анафему сулишь.
– Не в том смысле, Арефий Кузьмич, - тихо, улыбаясь, сказал Иван Федотыч.
– Что апостол Павел о любви говорит, это, душенька, великие слова, - и задумчиво повторил, видимо куда-то далеко улетая мыслями: - да, да...
всего надеется, всего...
– А вот, господа честные, и яишенка!
– вскрикнул Агафокл, вскакивая навстречу Акулине.
Однако почти вся сковорода целиком досталась Агафоклу. Иван Федотыч опять сказал: "Греха в этом не нахожу, но не потребляю"; Николай с притворным отвращением отвернулся; Арефий съел одну ложку, очевидно только с намерением доказать, что это не грех, мальчик тоже едва попробовал.