Гаргантюа и Пантагрюэль — III
Шрифт:
Не это, однако ж, меня гнетет, не это меня точит и гложет. Когда я расплачусь с долгами, в каком я окажусь положении? Первые месяцы мне придется несладко, уверяю вас: ведь я не так воспитан и к этому не привык. Очень я этого боюсь.
Ко всему прочему, теперь кто только в Рагу ни пукнет, так уж непременно мне в нос. Все п…ны на свете, когда пукают, обыкновенно приговаривают: «Получай, кто расквитался!» Дни мои сочтены, это уж я чувствую. Сочинить эпитафию поручаю вам. И умру я весь как есть запуканный. Если какой-нибудь женщине, которая мучается от рези в животе, обычные ветрогонные средства не принесут пользы, то ей наверняка поможет порошок из
Вот почему я покорнейше вас прошу: оставьте за мной сотенки две-три долгов по примеру короля Людовика Одиннадцатого, который хотел было избавить от судебной ответственности Миля д'Илье, епископа Шартрского, но потом, уступив настойчивой его просьбе, оставил ему несколько тяжб — для упражнения. Уж лучше я откажусь в пользу кредиторов от доходов с моей улитни, да еще и с жукильни на придачу.
— Давайте прекратим этот разговор, — заметил Пантагрюэль, — я уже вам сказал.
< image l:href="#"/>Глава VI.
Почему молодожены освобождаются от воинской повинности
— А каким это законом заведено и установлено, — осведомился Панург, — что насадившие виноградник, построившие новый дом и молодожены получают отсрочку на год по призыву на военную службу?
— Законом Моисея, — отвечал Пантагрюэль.
— Но почему же именно молодожены? — спросил Панург. — До виноградарей мне нужды нет, — слишком я для этого стар: пусть лучше позаботятся о тех, кто снимает урожай. И новостроители из мертвого камня также не занесены в книгу живота моего. Я созидаю живые камни, то есть людей.
— По моему разумению, — сказал Пантагрюэль, — цель здесь была такова: пусть-де молодожены первый год вдоволь насладятся любовью, займутся произведением на свет потомства и обзаведутся наследниками. Таким образом, если даже на второй год их убивали на войне, имя их и герб переходили к детям. А заодно удостоверялись, бесплодна новобрачная или плодовита (годичный опыт считался достаточным ввиду зрелого возраста, в каком тогда вступали в брак), с тем чтобы в случае смерти первого мужа как можно лучше пристроить ее вторично: плодовитую выдавали за того, кто мечтал о приращении своего рода, бесплодную же за того, кто не жаждал иметь детей, а брал жену за ее добродетели, сметку, привлекательность, — только ради домашнего уюта и ведения хозяйства.
— А вареннские проповедники порицают второй брак, — сказал Панург, — они говорят, что это безумие и позор.
— Для них это все равно что перемежающаяся лихорадка, — подтвердил Пaнтapюэль.
— Да и для отца Скоблисия тоже, — продолжал Панург. — Когда он проповедовал в Парилье и громил второй брак, то прямо так и объявил: он, дескать, клянется, пусть, дескать, его сейчас черт схватит, но только он предпочитает лишить невинности сотню девиц, нежели вложить шпагу в ножны хотя бы одной вдовушке.
Мне ваш довод кажется разумным и веским. Ну, а что вы скажете, если я вам предложу такое объяснение: молодоженам давали отсрочку на год по призыву на том основании, что в течение всего первого года они наиграются вдоволь со своими дражайшими половинами (а ведь это их право и их долг), опустошат свои сперматические сосуды и по этой причине бывают такие заморенные, истощенные, изнуренные и чахлые, что, когда настает день сражения, они предпочитают нырнуть, как утки, в обоз, но только не быть вместе с воинами и отважными ратоборцами там, где воинствует Энио и где сыплются удары, ибо под знаменами Марса никто из них не способен нанести настоящий удар? И то сказать: все лихие удары они уже нанесли под пологом своей подруги — Венеры.
И вот вам доказательство — мы и сейчас еще среди прочих сохранившихся у нас древних обычаев и обрядов наблюдаем во всех порядочных домах такое обыкновение: молодожена по прошествии стольких-то дней посылают проведать дядюшку, чтобы временно разлучить мужа с молодой женой, чтобы он отдохнул немного, окреп, а затем, по возвращении, со свежими силами снова ринулся в бой, хотя у большинства нет ни дяди, ни тети. Да вот, недалеко ходить: после сражения под Рогоносом король Пук, собственно говоря, не уволил нас вчистую, меня и Цып-цыпа, а просто отпустил домой на поправку. Между прочим, Цып-цып все еще ищет свой дом. Когда я был маленький, крестная мать моего дедушки говорила мне:
Молитвы только тот твердит,В чью душу их слова запали.Один флейтист сильней дудит,Чем два, которые устали.Укрепляет меня в моем мнении то обстоятельство, что виноградари первый год почти никогда не едят своего винограда и не пьют вина собственного разлива, а равно и строители не живут в своих новых жилищах, оттого что боятся задохнуться из-за недостатка воздуха, о чем с таким знанием дела толкует Гален в книге второй О затруднительности дыхания.
Задал же я вам этот вопрос не без основательного основания и не без резонного резона. Не сердитесь.
Глава VII.
О том, как Панург, едва у него в ухе появилась блоха, перестал носить свой великолепный гульфик
На другой день Панург велел, по еврейскому обычаю, проткнуть себе правое ухо и подвесить к нему золотое с инкрустацией колечко, в которое была вправлена блоха. Чтобы у вас не оставалось никаких неясностей (право же, это так приятно — быть обо всем осведомленным!), я вам сообщаю, что блоха была черная, содержание же ее обходилось, по самому точному подсчету, во всяком случае не больше, чем стоила свадьба одной гирканской тигрицы, то есть примерно около шестисот тысяч мараведи в три месяца. Теперь, когда долги Панурга были покрыты, такие громадные расходы пришлись ему не по нраву, и он порешил кормить ее тем же, чем кормятся тираны и адвокаты, то есть потом и кровью подвластных.
Затем он взял четыре локтя грубого сукна, сшил себе длинный, простого покроя плащ, штаны снял, а очки прицепил к шляпе.
В таком виде предстал он перед Пантагрюэлем, и тот подивился этому маскараду, главным образом потому, что не узрел прекрасного и великолепного гульфика, на котором Панург, как на якоре спасения, основывал последнее свое убежище от крушений и бедствий.
Не в силах будучи разгадать тайну Панурга, добрый Пантагрюэль обратился к нему с вопросом, что означает необычайный этот маскарад.