Гармана
Шрифт:
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЭЛЬ И ЛУГОВЫЕ СТЕПИ
1. ХОЗЯИН СУМЕРЕЧНОГО ЗАМКА
Эрат Барет появился неожиданно, и личность его была окутана тайной: никто не знал, кто он такой, откуда и зачем приехал в замок. Он поселился в небольшом каменном доме возле главных ворот, и здесь, в замке, в удивительном мире, огражденном тремя кольцевыми каналами, стал показываться довольно часто. Ему было известно, что Сумеречный замок — исключительное место в Стране Вечерней Прохлады, где до сих пор свободно творили ученые, вроде бы даже без вмешательства гнофоров. Это оказалось странным: в
Барет шел неторопливо. На нем был красивый зеленый плащ на белой подкладке, зеленый берет с пером, рубаха, перехваченная красным поясом, и красные сандалии. Возле жасминовых кустов он остановился. На деревянной скамье сидел тот, кого он искал: эрат Фрет Антел. Казалось, он дремал, опустив голову, однако молодой человек, уже освоивший привычки ученого, знал, что тот или страдает от невыносимых болей, или думает.
Рич Барет ждал долго, боясь приблизиться, и уже намеревался уйти, как вдруг эрат Антел заметил его.
— А, вы…
Ученый с минуту смотрел на Барета, как бы силясь вспомнить, кто же перед ним и почему здесь, потом невесело улыбнулся и тихо, словно виноватый, сказал:
— Вот видите, дружок, начинаю иногда забывать… Старость? Вряд ли, совсем недавно я себя чувствовал вполне отлично!.. Прошу вас, сядьте вот сюда и послушайте, до какой нелепости я додумался. По моему разумению получается, что создатель есть! Есть или был. Да, да — без руководства, без подсказок наш народ не поднялся бы так быстро к высотам культуры и знаний! Неужели все-таки правы гнофоры? Неужели всю жизнь я создавал небо без звезд и цветы без запаха?
— Рыба в небе… Почему вы так говорите, почтенный эрат?
— Кому нужно то, что мы делаем сейчас? — вопросом ответил ученый. Он поднялся — маленький, плотный, с умными усталыми глазами. — Пойдемте со мной, дружок. Хочу кое-что показать вам. Ибо друзья Синего Пустынника — мои друзья!
Миновав сад, они приблизились к двухэтажному зданию с высокими башнями.
— Не пойму я гнофоров, — как бы раздумывая вслух, сказал Фрет Антел. — Почему они всячески тормозят совершенствование и все достижения науки прячут в сундук? Для чего?… В чем-то они, пожалуй, правы. Умышленно или случайно, но правы.
— Не могу поверить, почтенный эрат.
— Я не заставляю верить. Однако убежден, что люди должны идти в своем развитии постепенно, шаг за шагом — только тогда они все поймут и усвоят. А если возьмут сразу многое?.. Тогда станут похожи на младенца, которому дали в руки угломер или трубу дальновидения…
Они миновали охрану перед входом в здание и по узкому коридору вошли в обширный зал, где между перегородками трудились люди. Не отвлекая их от дела, Фрет Антел знакомил гостя:
— Вот Ат Гурт. — Он показал на молодого человека. — Сейчас работает над чувством времени у животных. Он открыл чудесный мир: оказывается, даже у кур есть свой язык, фруктовые деревья чувствуют музыку, пчелы понимают друг друга с помощью танца; дерево и вообще любое растение способны чувствовать боль и плакать. Они живые, эрат, как и мы, люди, однако у них своя, неведомая нам жизнь!.. Ат Гурт пришел к заключению, что пихта, туя, розмарин и кое-что другое, взятое вместе, особенно с добавкой можжевельника, выделяют такие запахи, которые не только снимают головную боль, но и повышают настроение человека. Это открытие сейчас крайне необходимо, поскольку
Они приблизились к следующей секции, руководимой долговязым флегматиком Роном Кари, который сделал удивительное приспособление, способное само, без вмешательства человека, наливать воду в сосуды определенными порциями. Заслуга его состояла еще и в том, что он усовершенствовал ткацкий станок, отделив нити основы, — четные от нечетных, — двумя специальными штырями. Это позволяло поддевать челнок под все нити одним движением. Совсем недавно он предложил для работы каменных жерновов применять водяное колесо с лопастями и силу ветра. Ему же принадлежит изобретение зубчатых передач.
Эрат Барет интересовался каждым изобретением, каждой живой мыслью ученых и часто подолгу задерживался то в одной, то в другой секции.
В отделении врачевателей они застали веселый переполох: при вскрытии в желудке у лягушки был обнаружен уж! Эта сенсация облетела все здание и породила кучу всевозможных предположений. Когда же наконец волнение улеглось и люди стали расходиться, Барет обратил внимание на странное подобие человека, состоявшее будто из грубого переплетения паутины.
— Что это? — спросил он, различив лицевые кости черепа и почувствовав жуткий холодок между лопатками.
— О! — Глаза ученого заблестели. — Наша гордость, дружок. Старый Ланти нашел способ сохранения кровеносных нитей с помощью особого состава жидкости, которую вводили внутрь…
— Живому?!
— Да. Но пусть вас не пугает мое признание: Урги был опасным преступником и суд приговорил его к смерти. Мне с трудом удалось убедить власти отдать Урги для опытов.
— Все равно жестоко, эрат!
— Разумеется. А что бы сделали вы на нашем месте, когда так была необходима модель сложнейшей системы, расположения кровеносных нитей? Может быть, меня несколько оправдает в ваших глазах то обстоятельство, что Урги был усыплен, прежде чем ввели в его тело жидкость. Так или иначе, большие открытия должны в конце концов оправдать вынужденную жестокость.
Барет молчал, и эрат Антел со вздохом продолжил:
— Много больных мне удалось избавить от ожирения благодаря подобной жестокости: я заставлял их голодать — жили они только на воде и травах — и вот теперь эти бедняги целуют мою одежду в знак благодарности. А было время, когда они называли меня извергом. Однако оставим это. Разве вам не интересно знать о внутреннем строении нашего тела, о функциях каждого органа, о многом и о многом другом, чего люди никогда не постигнут без наших опытов? Знание не должно останавливаться ни на миг, иначе люди будут блуждать в бескрайней ночи загадок и тайн. Нет преграды, равной преграде невежества!
Фрет Антел повел гостя дальше. И вот там, во второй половине здания, Рич Барет действительно задал себе вопрос: для чего это? Он проходил мимо подвешенных и изолированных от тела мозга, ноги, сердца, мимо отдельных частей каких-то, безусловно, грандиозных машин, которые никогда не будут созданы полностью, потому что изобретатели ныне сами не знали их назначения.
— Дальше не пойдем, — хмуро сказал эрат Антел. Он сел и склонил голову. — Беда в том, дружок, что не один я начинаю страдать забывчивостью: по-видимому, это участь многих гарманов.