Гарнизон не сдается в аренду

Костюченко Евгений Николаевич ""

Гранцов кивнул и, оглядевшись по сторонам, быстро перебежал трассу.

Он уверенно поднимался по склону. Короткими перебежками, от одного укрытия к другому. Поваленная коряга. Широкая ель. Высокий куст. Чем выше он поднимался, тем осторожнее становились его шаги. Он внимательно глядел под ноги, чтобы не хрустнуть веткой.

Скоро он услышал, что где-то впереди работает радио. Судя по обрывкам музыки и речи, кто-то слушал рекламу. Вадим опустился на четвереньки и двинулся по-собачьи.

Между белыми стволами берез показался

красный силуэт джипа.

«Они уехали на институтском «паджеро», а свой зеленый «чероки» Ежик оставил где-то в другом месте», — догадался Гранцов.

«Разумно, — похвалил он Ежика, вставляя магазин и бесшумно отводя затвор. — Больно приметная машина этот твой «чероки». Второго такого здесь нет. Молодец, позаботился о своем алиби. Радуешься, наверно. А зря. Об ином надо было позаботиться, Валентин Афанасьевич. О душе. Так ведь и помрешь, не покаявшись. Ну, извини, ничем помочь не могу».

Ему очень хотелось дождаться того момента, когда Ежик получит, наконец, свой миллион долларов. Хотелось, чтобы тот успел вкусить всю сладость победы, и только потом получил свою порцию свинца. Чем выше взлетаешь, тем больнее падать.

Но выкуп привезут еще не скоро, а у Гранцова было слишком много дел на Базе. Гораздо более важных дел, чем казнь двоих вооруженных убийц.

Он подобрался к джипу с правой стороны. Двери машины были приоткрыты, и звуки радио доносились вполне отчетливо. В проеме двери Гранцов видел бок Ежика. Тот сидел, откинувшись на спинку кресла и расслабленно свесив руку.

Где-то неподалеку фыркнул стартер. Гранцов замер, подняв автомат. Откуда здесь вторая машина? Кто еще приехал?

Но через секунду он понял, что эта машина уезжает. Двигатель работал почти бесшумно, но подвеска поскрипывала на выбоинах, и эти звуки быстро удалялись.

«Проверим фланги», — решил Гранцов и, скрываясь за низкими кустами, перебрался на левую сторону аллеи.

Он раздвинул ветви и увидел Косого.

Гранцов тяжело вздохнул и опустил автомат. Водитель Ежика лежал грудью на рулевом колесе, и лицо его было залито яркой кровью.

Выждав еще минуту, Вадим подошел к «паджеро». У Ежика чернела аккуратная дырка под скулой. Он сидел, откинув голову, и весь подголовник был в красной пене. Стреляли спереди, справа, через опущенное стекло.

Ни миллиона, ни оружия в машине не оказалось. Не было и видеокамеры.

Гранцов спустился к трассе тем же путем, каким поднялся. Раздвинул кусты, чтобы перепрыгнуть кювет, и увидел на другой стороне дороги «ситроен», стоящий на обочине. Поддубнов расхаживал возле машины, заложив руки за спину и пиная гальку.

«Ты почему здесь стоишь? — хотел закричать Гранцов. — Тебе было приказано не останавливаться! Почему ты стоишь!»

Эх, много чего хотел сказать Вадим своему помощнику, но не сказал.

Бесполезно. Никто вокруг не понимал, что идет война. Что приказы надо выполнять. Что за благодушие, за расслабленность, за лень — за каждый свой промах придется заплатить жизнью. Своей или чужой. Нет, никто этого не понимал, кроме Гранцова.

Он молча сел на заднее сиденье, положив автомат на колени.

— Поздно, — проговорил он в ответ на взгляд мичмана. — Поехали домой.

— Вот и ладно, — облегченно выдохнул Поддубнов. — Хватит, навоевались.

Удивительное дело, но Вадим тоже чувствовал, что ему стало легче оттого, что они опоздали. Это было странное чувство. Ему не удалось рассчитаться с убийцами, и легкая досада скреблась в душе — зря гоняли машину, зря подкрадывался, зря читал приговор. Все зря. Твою работу за тебя сделали другие.

Это и злило, и радовало, и пугало одновременно. Напряжение боя медленно отпускало Гранцова, и он понемногу остывал. Он вдруг понял, что не хотел убивать ни Ежика, ни Косого. Понял он и то, что за всей этой бойней стоят другие фигуры. И ему надо бы добраться до них, пока они не добрались до него. Да только не было у него сейчас ни малейшего желания связываться с противником, который пользуется бесшумными машинами и бесшумными пистолетами.

— Домой, домой, — повторил он. — Борис Макарыч, отвезем Гошку к доктору?

— Вот только заправимся, — Поддубнов кивнул и постучал пальцем по приборной панели. — Надо было сразу везти, не гоняться за всякими уродами. Они свое и без тебя получат.

За поворотом на обочине стояла белая легковушка.

— Ага, приехала, красавица? — прокомментировал Поддубнов, сбавляя ход.

Женщина в черных джинсах и красной ветровке неловко возилась с насосом, пытаясь приладить его к запасному колесу, лежавшему на обочине.

Поддубнов притормозил.

— Придется выручать дамочку. Мало того, что заплутала, так еще и без колеса осталась.

— Заплутала?

— Она из самого Петрозаводска тащится. Искала, как с трассы свернуть в сторону Москвы. Заехала аж на кладбище, еле-еле выбралась. Хорошо, меня увидела, я ей показал, куда ехать. Только зря она это затеяла. На новенькой «хонде», да совсем одна? — Мичман скептически покачал головой. — Отчаянная баба.

— Ты видел, как она спустилась по кладбищенской дороге? — спросил Гранцов.

— Димыч, я быстро. — Мичман пригладил шевелюру и расправил усы. — Помогу человеку. На пустой дороге кто еще поможет, как не мы?

Гранцов видел, как девушка в красной ветровке радостно всплеснула руками, приветствуя Поддубнова. Он подсел к заднему колесу «хонды» и принялся качать рычаг домкрата, а девушка стояла на коленях рядом с ним, неумело тыча ключом в колесо. Мичман отмахнулся, и девушка отдала ему ключ. Она встала, держа руки в карманах ветровки.

Отошла на три шага. Оглянулась вокруг, стоя спиной к «ситроену». Она не могла видеть Гранцова за тонированными стеклами. И не могла знать, что он сейчас на нее смотрит.