Гарри Поттер и Вторая Великая Война
Шрифт:
— Не знаю… — Драко недовольно поерзал. — Не до того было… И потом, пока я лежал — она так не болела.
— Понятно.
Профессор Снейп выпрямился и прошагал в дальний конец кабинета к шкафу с ингредиентами. Он извлек из него бинт и маленький тюбик с мазью. Потом вернулся к Драко, присел у его ног.
— Учитывая, чем вас уже напоили сегодня, лучше не принимать никаких зелий в ближайшие двадцать четыре часа. Заклинания сделают только хуже…
— Профессор, — Малфой задумчиво наблюдал, как зельевар легкими движениями
— Мистер Малфой, а, по-вашему, я должен был прийти в восторг, когда в кабинет директора ворвался младший Уизли и, сверкая полоумными глазами, сообщил, что три малолетние бестолочи решили столь оригинальным образом встретить Рождество? — Северус Снейп помолчал, на мгновение встретившись взглядом с виновато выглядевшим учеником, и серьезно добавил. — Я за тебя волновался, Драко.
— За Поттера, наверное, больше…
— Нет. В первую очередь, за тебя, за студента своего факультета. У гриффиндорцев есть свой декан.
Профессор вернулся к прерванному занятию. Глядя на то, как четкими, точными движениями Снейп перебинтовывает ему ступню, Драко думал о произнесенных словах. Потом перевел взгляд на макушку самого молодого декана Хогвартса и пораженно вздохнул: на черных волосах преподавателя отчетливо виднелись серебряные нити. Их оказалось всего несколько, но… Накануне их не было совершенно точно.
Профессор сделал последний узелок.
— Что, Драко?
Ученик выпрямился в кресле и через силу выдохнул:
— Простите.
Северус Снейп медленно встал, обтряхнул пыль с мантии, но не стал отходить, а лишь прислонился к столу.
— Что случилось, Драко? — тихо спросил он.
— Я заставил вас волноваться…
— Я не об этом. Произошло что-то еще, ведь так? После моего ухода из лазарета…
Серые глаза моргали подозрительно часто и избегали смотреть на что-либо, кроме ближайшего листа пергамента.
— Драко, я должен знать.
— Они считают, что наш факультет не способен думать о других и совершать поступки ради кого-то, кроме самих себя. МакГонагалл высказалась в этом роде, а ей никто не возразил.
— Вот как?.. Не бери в голову, я сам напомню нашим уважаемым преподавателям некоторые случаи и детали… У тебя что-нибудь еще болит?
— Нет… Профессор, вы так и не ответили: что мне за это будет?
— За две спасенные жизни? Сложный вопрос… Скажите, мистер Малфой, по-вашему жизнь человека можно оценить в факультетских очках?
— Я так не думаю, сэр.
— Я тоже. Поэтому возвращайтесь в свою спальню, высыпайтесь и постарайтесь в ближайшее время поменьше тревожить вашу ногу. Поберегите себя.
Профессор Снейп занял свое место за столом, положил перед собой следующую работу и углубился в чтение написанного. Драко помедлил, не веря, что все закончилось именно так, затем облегченно выдохнул, встал и, осторожно ступая, направился к двери. У самого порога его настиг голос декана:
— И еще, мистер Малфой. Если возникнет подобная ситуация, я бы порекомендовал вам не действовать в одиночку, а взять с собой кого-нибудь из старшекурсников Слизерина. И вам поддержка, и мне было бы намного спокойнее…
В учительской угольки в камине едва тлели, но тепла все же было достаточно. Деревянные панели основательно прогрелись за ночь и теперь медленно остывали от потока морозного воздуха из приоткрытого окна. Быстрыми шагами в комнату входит второй человек.
— Северус, ты хотел меня видеть?
— Да, Римус. Садись.
Люпин снимает дорожную мантию и небрежно бросает на спинку черного кресла. Сам поспешно опускается в него.
— Это касается Гарри?
— Разумеется.
Снейп сцепляет пальцы в замок, прислоняясь к ним лбом. Глаза сильно болят, а морщинка на переносице становится еще глубже. Люпин наблюдает за ним с растущим сочувствием — за человеком, который никогда никому не показывает слабость.
— Все настолько плохо?
— Он сорвался, Римус, — Снейп отнимает руки от лица, зажмуривается до алых кругов и вновь открывает глаза. — Весь декабрь держался и вот…
— Да, в лазарете…
— Не в лазарете. Раньше.
Люпин молчит, ожидая продолжения. Человек напротив берет лежащий на столе хрустальный шар со снегом и начинает бездумно его рассматривать. Затем отставляет в сторону.
— Ты знаешь, что он пытался выброситься из окна?
— Что?! — шокировано переспрашивает Люпин, судорожно сжимая подлокотники.
— Прошлой ночью. Взял метлу и прямо из гриффиндорской башни полетел за Грейнджер… В абсолютной темноте. С такой высоты. Из магически защищенного замка. Шансы выжить — один к тысяче.
— Но… Но как ты… — от потрясения не хватает слов.
— Просмотрел его память, — равнодушно пожимает плечами зельевар и продолжает. — Далее, наш гриффиндорский герой оставляет метлу и идет в Запретный лес, не потрудившись хоть как-то защититься от холода. Находит свою подружку и… Что, ты думаешь, он сделал дальше?
— Наложил Согревающие чары?
— Нет. Он посадил ее к себе на колени, сам опустился на какое-то бревно и приготовился замерзать. Добавь к этому полную луну на небе, стаю оборотней неподалеку — картинка станет полной.
— Это безрассудство!
— Это суицид в чистом виде, Люпин. Впрочем, попытка не удалась: мальчишка не разбился, не замерз, его не разорвали на кусочки. Чудом, конечно, но — и это то, ради чего я тебя позвал — вот вопрос: когда ждать следующей? И как помешать?
— Ты считаешь, Гарри не хочет жить?