Гаs
Шрифт:
Глава 4
Букет цветов из Ниццы прислал ты мне.
Двери закрываются, следующая станция Рижская.
Сегодня его нет. И я скучаю. Нет, не скучаю, просто уже привыкла, что он ездит в этом вагоне. А привычка – вторая натура. А я то… Боже, себя не узнаю! Ехать на метро, а я духи, самые свои лучшие, что для Большого зала филармонии и для любимого театра Ленком попрыскала. Это для этого обжимальщика
Или заболел? Лежит там теперь, гриппует, а ему жена в аптеку бегает. Или не жена.
Нет у него жены. Но дети взрослые есть. Он позвонил своей дочери, ей, наверное уже лет двадцать пять, она живет с гражданским мужем на съемной квартире, и работает в банке. Он позвонил, мол заболел я доченька, приедь ко мне, навести папочку. А у самого комплекс плохого папаши. Вспомнил, как ушел от ее матери, как бросил их, когда ей было двенадцать. Или десять. Ушел и… Нет, он им наверняка квартиру оставил, и дачу. А сам с одним только чемоданом ушел. И еще всегда на все дни рождения дочки подарки ей дорогие присылал. Такой вот он.
Хороший.
Двери закрываются, следующая Проспект Мира.
А вдруг, а вдруг дочка сама сейчас не в Москве, а где-нибудь заграницей. В Турции или в Эмиратах. Почему в Турции? Потому, наверное, потому что сама туда уже второй год хочу, да все денег не собрать. Вобщем, лежит он один-одинешинек.
Температура под сорок, бронхит, он от кашля аж бардовым цветом наливается, глаза из орбит, а в молочный за молоком ему и сходить некому. И вот он звонит старой своей брошенной жене. Приезжай, помоги… Совсем я дура обалдела вконец. Бред какой-то. Сейчас на Проспекте Мира выйду, свежего воздуха глотну, а то от кислородного голодания мозги совершенно набекрень. …
Вот, жалость то какая! С одной стороны хорошо, что машину из ремонта получил, а с другой стороны, жалко, что с той женщиной в метро больше не увижусь. Привык мечтать о ней уже. А привычка – вторая натура.
Стою в пробке. Справа пространство освободилось, вырулить что-ли в правый ряд?
Там вроде как побыстрее движутся… Нет, не успел. Гады, никогда никто у нас никого не пускает. Пускают только если пугнуть, но для этого необходимо иметь большой страшный автомобиль на подобие немецкого танка "тигр". Для роли танка "тигр" на наших дорогах годится "хаммер" или, на худой конец "лэндкрузер". А на моём "ланцере" разве кого испугаешь? Только разве если уж очень пугливую женщину на "жигулях".
Эх, где же моя давешная женщина из метро?
Как бы было хорошо везти её теперь на работу. Сиделя бы она сбоку от меня, дремала бы под болтовню Доренки с Пикуленкой, а я бы любовался бы ею…
А знаете что!
Завтра буду ждать ее в Свиблово. Она ведь там садится? В девять тридцать? Вот и буду там ее ждать возле входа… Караулить буду.
И подвезу.
А что?
Лететь решили не сразу в Ниццу,
В "Лютеции" еще из Москвы для них были заказаны три номера. Двухкомнатные апортаменты Вероники в бельэтаже оказались самыми парижскими по духу, даже с балконом, выходящим на Шонс Элисэ, и для Сухинина с Баклановым нашлись два одноместных – поскромнее на третьем этаже (по-французской системе исчисления – на втором) без балкона и с окнами на боковую рю де Франсуа Премьер.
– Что можете посоветовать? – спросил Бакланов лощеного ресепшиониста.
Все переговоры с персоналом взял на себя Андрюха. С его американским паспортом и беглым английским языком, это было проще. Новых богатых русских тут во Франции не очень то любили.
– В зале Берси, это в Берси-Виляж, сегодня концерт Джеффа Линна, у меня есть билеты для вас, – улыбнулся ресепшионист.
На его французский манер имя Джефф свучало как "Геоф". Впрочем, как и Ричард Гир в его прононсе слышался как "Ришар Жир", когда он посоветовал сходить на Шонс Элиссе в киношку на новый американский боевик с "Жир Ришар" и с "Жанифэр".
Рисепшионисту наверное казалось, что богатому американцу с голландской фамилией "Бак-Ланнофф" было бы приятно здесь в Париже посмотреть именно американскую картину.
– Спроси его, где самые дорогие магазины, – из своего кресла в холле по русски крикнула Вероника.
– Самые лучшие магазины для мадам на улице Риволи – "фёр", "бижу", этсетера, этсетера, – со сладкой улыбкой промурлыкал рисепшионист.
Заказанное такси ждали буквально минуту.
– Это чисто ваш русский выпендреж покупать на Риволи, – обратясь к Веронике в пол-оборота с переднего сиденья Мерседеса выговаривал Андрюха, – в Карефуре в Дефансе или в том же Берси-Вилаж ты купишь теже тряпочки и "бижу" вдвое дешевле.
– А ты уже не русский! – патетически воскликнула Вероника, – и пяти лет не прошло, как в Америку уехал, уже стал стопроцентным евреем с Брайтон Бич.
– Я живу в районе Сентрал Парк, – обидевшись буркнул Бакланов, – смешать Сентрал Парк с Брайтон Бич это все равно как перепутать Рублевку и Свиблово.
Сухинин сидя рядом с Вероникой и вдыхая ее ароматы, молчал в тряпочку.
Он был словно в трансе.
– А поехали сегодня ночью сперва в Максим, а потом в Мулин Руж! – в качестве акта примирения предложила Вероника.
– А как же Геоф Лиин? – за Бакланова нарушил тягостное молчание Сухинин.
– Плевать на этого Линна, – своей легонькой ладошкой махнула Вероника, – что мы не русские что ли! Вот пускай Бакланов на него и идет.
– Ага, на все три места разлягусь там, покуда вы в Максиме будете расстегаи, икру и гурьевскую кашу кушать, – все еще не оборачиваясь, прошипел Бакланов.
– Поужинаем у Максима, а потом в Лидо и в Мулин Руж, – примирительно дотронувшись до андрюхиного плеча сказала Вероника.