Гауптвахта
Шрифт:
Поначалу ответом ему служит лишь тягостное молчание усталых губарей. Постепенно молчание переходит в ропот:
— Но ведь нам никто не приказывал!.. Никто нас сюда не посылал!..
— Да ведь и устали мы!..
— С пяти часов утра вкалываем!..
Злотников, слыша такие речи, молча сходит с пьедестала. Никого не бьёт — молча берётся за работу.
К толпе губарей подходит часовой с карабином и говорит:
— Но ведь комендант ясно сказал, что это на завтра!
— Завтра? Техника? — возражает Злотников. — Ну а мы — сегодня! И без техники! А ну, вперёд, ребята!
И уж то ли магнетизм, то ли личное обаяние вождя, вышедшего из народа, то ли что другое-третье-четвёртое, но наш Злотников и в этот раз завораживает народные массы и подчиняет их себе. Хотя и не все.
А часовой лишь пожимает плечами.
Там же. Те же.
Трудовой энтузиазм идёт на убыль. Все так выдохлись, что даже Злотникову становится понятно: пора закругляться.
А между тем Полуботок, Артиллерист и ещё один — это курсант из училища МВД — так те и не начинали вовсе. И зоркий глаз Злотникова подметил это давно.
— Баста! — кричит Злотников. — На сегодня хватит, мужики! Спасибо за работу! Отдыхаем теперь.
Смертельно усталые, губари прекращают сверхплановую трудовую деятельность. А Злотников продолжает свою мысль:
— Так вот, ребята, отдыхаем!.. Все, кроме рядового Полуботка! Вот он пусть теперь и поработает. А мы посмотрим на него.
Полуботок никак на это не реагирует.
— Ну? Мы ждём, — зловеще и многообещающе говорит Злотников.
— Долго тебе ждать придётся, шкура!
— А ну-ка, начинай!
— Не буду. Кто ты для меня такой?
Вмешивается Артиллерист:
— А почему ты мне ничего не говоришь? В самом деле — кто ты здесь такой, что приказываешь всем? Я вот, например, тоже не работал. Ну-ка прикажи и мне поработать!
— И я тоже не работал, — спокойно говорит курсант МВД. — И тоже не собираюсь тебе подчиняться.
— Вы меня не интересуете, — отвечает Злотников после краткого замешательства. — Меня интересует Полуботок. Ну, долго мне ещё ждать тебя?
— Я же сказал: долго.
Наступает жуткая тишина.
У Лисицына сдают нервы, и он прорезает её визгом:
— Иди работай, падла!
Кац тоже вмешивается:
— Сам же себе хуже делаешь. Иди работай, пока тебя по-хорошему просят!
Раздаются голоса и такие:
— А давайте его проучим!.. Рёбра ему пересчитаем!..
И снова — тишина.
Понимая, что Страшное уже совсем рядом, Полуботок говорит, поигрывая лопатой:
— Попробуйте. Кто первый подойдёт?
Вмешивается часовой:
— Хватит вам! А то сейчас начальника караула позову!
Злотников успокаивает его:
— Старшой, ты не бойся. У нас всё будет в пределах социалистической законности. А бить мы его пока не будем. Нам ведь что важно-то? Человека перевоспитать — вот что! Чтоб пользу приносил нашей Родине!
Ему в ответ — подхалимистые смешки.
— Ты родину — оставь в покое, — тихо говорит Полуботок. — А то у нас и так: что ни мразь, что ни подонок, то больше всех и твердит о родине! И не тебе, дешёвка поганая упоминать про неё!
Злотников неожиданно смеётся:
— Ты, старшой, не бойся. Я его сейчас бить не буду. Мы ведь с ним из одного полка. Свои люди, как-нибудь потом сочтёмся при случае.
Камера номер семь.
Губари лежат на «вертолётах», вертятся, пытаясь поудобнее закутаться в шинель.
Злотников выдаёт команду:
— Ну а теперь — всем спать! Всем, кроме рядового Полуботка.
— Это почему же так? — удивляется Полуботок.
Злотников очень спокойно отвечает:
— А потому, что я вот что надумал: зачем оттягивать дело на слишком далёкий срок? Сегодня же ночью я отобью тебе все внутренности. И убить не убью, и калекой на всю жизнь оставлю.
Лисицын подхихикивает:
— А я помогу.
Вмешивается Косов:
— Ну, хватит, братцы, пора спать. Бай-бай, ребята, ну что вы в самом деле?
Злотников шутливого тона не принимает. Он по-прежнему спокоен, по-прежнему деловит и серьёзен.
— Вот потому-то тебе спать и не придётся, — продолжает он. — Первую половину ночи ты проведёшь в ожидании, а вторую половину ночи — тебе уже будет не до сна! — Впервые за всё время смеётся.
Лисицын, Косов, Кац, Бурханов — они тоже смеются, кто злобно, кто с хитрецой, а кто и просто не понимая, что происходит.
Принцев умирает от усталости и от жалости к себе. Он ничего не видит и не слышит.
Аркадьев молчит. Такое у него предназначение — всегда молчать.
— А ты не откладывай на потом, — говорит Полуботок. — Давай сейчас!
— Нет. Сейчас мне несподручно! — смеётся Злотников. — Вот среди ночи — в самый раз и будет.
Полуботок вскакивает на ноги:
— Начинай сейчас! Один из нас сейчас умрёт!
Кац морщится:
— Нет, ну это уже за всякие рамки выходит! Этот тип из Ростова-на-Дону вконец обнаглел.
Полуботок не обращает на него внимания.
— Нам не жить вместе на Земле. Нападай! — с этими словами он сходит с «вертолёта» на пол.