Гауптвахта
Шрифт:
Гробовая тишина. Лицо Принцева вытягивается от изумления, а челюсть отвисает от страха.
Кац тщательно оценивает новую обстановочку. «За» он или «против» — не поймёшь.
Остальные — странным образом молчат.
Сверкая очами, Лисицын продолжает:
— А порядки у меня теперь будут такие…
Его бесцеремонно прерывает Артиллерист:
— Глядите-ка: новый диктатор явился!
— Давайте мы ему набьём морду, ребята? — предлагает Аркадьев.
— Что там за разговорчики! — возмущается Лисицын.
— Штаны
И в самом деле — у новоявленного лидера расстёгнута ширинка.
Застёгивая штаны Лисицын, говорит:
— Что за разговорчики?
— Да чего на него глядеть? Бить таких надо! — кричит Аркадьев и первым бросается на Лисицына.
Вслед за ним бросаются и почти все остальные. Кроме Каца. Начинается свалка. Лисицына бьют руками и ногами.
А в камере номер один сидит рядовой Полуботок.
Локти упёрты в колени. Ладони подпирают голову. Он о чём-то думает, думает, думает… И ничего-то он не знает о том, что сейчас происходит в камере номер семь.
Восьмые сутки гауптвахты
Двор гауптвахты.
Несколько губарей лениво убирают снег. Среди убирающих — Бурханов и ещё один новенький солдат с эмблемами летуна.
— И долго мы ещё будем тут в снегу ковыряться? — возмущается Летун. — Сколько же можно?
— Салага! — бросает ему с презрением Бурханов. — Знал бы ты, какие у нас дела творились тут в старые времена! Это разве работа? Вот раньше было, вот то — да!
Бурханов увлечённо слагает легенды о старом житье-бытье, но мы отключаем звук и ничего не слышим.
2Двор гауптвахты.
Губари стоят в шеренгу. В шинелях, без ремней. Старший лейтенант Домброва прохаживается мимо них.
— Кому сегодня освобождаться — шаг вперёд! — провозглашает он.
Из строя выходят: Артиллерист, Бурханов, Лисицын.
— Воинская дисциплина, — говорит Домброва Артиллеристу.
— Воинская дисциплина есть строгое и точное соблюдение всеми военнослужащими порядка и правил, установленных Законами и воинскими Уставами!
— Отпускаю, — говорит Домброва. Переходя к Бурханову, спрашивает: — Все статьи выучил?
— Так точно, товарищ старший лейтенант! Выучил все статьи, полагающиеся арестованному на гауптвахте!
— Верю, отпускаю, — говорит Домброва и переходит к Лисицыну. — А ты, мурло, чего вылезло?
— А мне пора, — отвечает Лисицын. — То, что вы мне назначили, уже прошло.
Домброва с интересом разглядывает искорёженную, зазубренную, вдребезги разбитую рожу с сильно подбитым глазом.
— Добавляю трое суток, — говорит Домброва. — За то, что плохо побрился.
Девятые сутки гауптвахты
Двор комендатуры.
Арестанты занимаются строевыми упражнениями. Форма одежды: шинели с ремнями.
Чей-то голос лениво командует: «Нале-ВО!.. Напра-ВО!.. Кру-ГОМ!.. Шагом-МАРШ!..»
Полуботок и Принцев автоматически выполняют приказания с безучастными лицами.
Звучит команда:
— Разойдись! Пять минут отдыхаем!
Полуботок, опираясь на забор, говорит Принцеву:
— Весна… И ты прав был тогда: на гауптвахте нужно ЖИТЬ… — Подумав, он добавляет: — И нужно выжить…
Принцев будто и не слышит:
— Мой отпуск… Мой отпуск — так весь и пропал…
И чуть не плачет.
— Да брось ты! — говорит ему Полуботок. — Ещё много жизни будет впереди!.. Смотри: вон небо какое! И солнце! Чувствуешь — весна!
И улыбается каким-то своим мыслям.
Где-то в горах.
Злотников раздвигает заснеженные ветки, приглядывается к домику — небольшому одиноко стоящему вдалеке. Припрятывает в скале кое-какие свои вещи. А затем выходит. Смело идёт, открыто.
Стучит в дверь и входит. А там — сонное царство.
— Есть тут кто-нибудь?
Навстречу ему встаёт страшно заспанный человек.
— Кто там пришёл?
— Здравствуйте, — говорит Злотников. — Я тут заблудился немного, отстал от нашей туристической группы… У вас не найдётся чего-нибудь поесть… Так есть хочется…
Внутри домика.
Злотников сидит за грубо сколоченным столом, жадно ест, запивая чем-то из кружки.
— Так значит, вы геологи? Хорошо вам тут живётся… — Голос у него теперь какой-то новый. Вроде бы как придурковатый, почти заискивающий. — А я вот отбился от своих. Лыжи сломал… У нас была однодневная экскурсия, а я вот отбился и вот уже третьи сутки хожу туда-сюда и не могу никуда выбраться…
Первый из двух геологов говорит ему:
— Не переживай, дорогой. Поешь, отдохни, а потом и в путь пойдёшь. Мы тебе тогда дорогу подскажем.
Второй геолог говорит:
— Забрался ты в дебри, конечно, не очень удачно. Отдохни как следует прежде чем идти. На вот ещё выпей водочки…
Как бы между прочим, Злотников спрашивает:
— А остальные когда вернутся?
— Завтра. У них там, в горах, работы много. Да ты не переживай: тут у нас не так уж тесно, и место для гостя всегда найдётся. Ложись вот сюда. Полежи, отдохни пока…
Некоторое время спустя все трое тихо-мирно засыпают на своих постелях.
Двор гауптвахты.
И опять шеренга арестантов. И опять Домброва.
— Через десять минут подойдёте к моему кабинету. Я вам оформлю освобождение! — С этими словами он подходит к Полуботку, как бы впервые за всё время замечая его. — Ну, как оно, на гауптвахте?
— Да ничего, — равнодушно отвечает Полуботок.
— Ничего? — многозначительная усмешка. — Это значит, что можно посидеть ещё.