Гауптвахта
Шрифт:
Рядовой Полуботок моет пол — на корточках, с засученными по локоть рукавами. Незаметно для себя он задумывается, держит перед собою тряпку и сидит так, и смотрит в одну точку.
За спиною у Полуботка возникают чьи-то ноги.
— В чём дело? — спрашивают Ноги.
— А? — ещё не очнувшись, спрашивает Полуботок.
— Вы почему не работаете?
Полуботок поворачивается. И смотрит снизу вверх на хозяина ног — это ефрейтор в очках, со значком о высшем образовании на груди и с карабином.
— У
Глядя на свои часы, ефрейтор говорит:
— Сейчас только шесть часов двадцать две минуты. Так что вам ещё не скоро. Вперёд!
Полуботок чего-то недопонимает:
— Что?
— Вперёд!
Полуботок продолжает мыть пол: моет, моет, моет; выжимает тряпку и опять трёт, трёт, трёт…
И вновь — ноги.
— В чём дело? — спрашивают Ноги. — Почему так медленно?
— Что? — спрашивает Полуботок, глядя снизу вверх.
— Мне кажется, что вы чересчур много отдыхаете, — говорят Ноги. — Тут имеет место какая-то ошибка: отбывая срок наказания на гауптвахте, вы обязаны РАБОТАТЬ, а не ОТДЫХАТЬ. Именно так: РАБОТАТЬ!
Полуботок встаёт и говорит:
— Молодой человек, а вам что? Жалко? — задумчиво перекладывает тряпку из одной руки в другую. А затем обратно.
Пальцы сжимают тряпку всё сильнее и сильнее, и из неё с нарастающим грохотом капает вода в ведро: кап-кап-кап.
— Мне не жалко, — отвечает ефрейтор. — Но работать вы всё-таки будете. Я вас уверяю: будете. Вперёд!
Полуботок с ненавистью смотрит на человека со значком о высшем образовании. Тёмные глаза за стёклами очков. Мясистый нос. Толстые надменные губы.
В тишине грохочут капли, падающие в ведро с водою.
Полуботок порывается что-то сказать, но стиснутые зубы не дают ему сделать это. Молча берётся за прерванную работу.
Двор комендатуры, часов восемь утра.
Полуботок и другие арестанты убирают выпавший за ночь снег. Невдалеке виден тот же самый ефрейтор, но уже в шинели, которая безжалостно скрывает ромбик о высшем образовании. Слышно, как он кому-то то и дело говорит: «Вперёд!» да «Вперёд!»
Полуботок ни на что не обращая внимания, делает своё дело, будто и нет никакого ефрейтора с карабином и штыком.
Слышен чей-то крик: «На гауптвахту его!»
Ефрейтор резко оборачивается в ту сторону, откуда донёсся крик, но все губари уткнулись в свои лопаты и работают на полную мощь. Ефрейтор весь вспыхивает от негодования, но затем опять напускает на себя выражение, соответствующее важности возложенной на него задачи.
А Полуботок — знай себе ковыряется в снегу и ковыряется. Отбывает срок.
Двор гауптвахты.
Несколько арестантов складывают в сарайчик лопаты и скребки. Из сарайчика выходит Полуботок. Останавливается. Смотрит. Перед ним — всё тот же двор, всё те же плакаты на стене. Возле грибка с плащом и с надписью «ТУЛУП» переминается с ноги на ногу часовой с карабином. А вон и начальник караула — капитан из авиации. И это — тот самый Добрый Капитан, который десять суток тому назад принимал на гауптвахту рядового Конвойных Войск Полуботка.
Полуботок подходит к нему и говорит:
— Товарищ капитан, разрешите обратиться!
— Обращайся.
— Товарищ капитан, который теперь час?
— Полдвенадцатого, — спокойно отвечает Добрый Капитан на этот необыкновенно вольный вопрос, глядя на свои часы.
— Товарищ капитан, — говорит Полуботок, продолжая всё дальше заходить за границы дозволенного, — вот уже полчаса, как окончился мой срок. Меня пора освобождать!
— Как фамилия?
— Рядовой Полуботок! Первая камера!
— Жди, — устало говорит Добрый Капитан. — Когда за тобой придут — отпустим.
— Товарищ капитан, а можно я обращусь к начальнику гауптвахты — к старшему лейтенанту Домброве?
— Можно. Но не советую. Да его сейчас и нету — вышел ненадолго в комендатуру.
Горы. Лес. День. Погоня.
Злотников бежит через колючий кустарник, ломая ветки, рвя на себе одежду и царапая лицо. При нём автомат.
За спиною — лай собак и голоса пограничников.
Где-то в небе тарахтит вертолёт.
— Бросай оружие! — кричит голос, усиленный мегафоном. — Сдавайся!
— Нет смысла! — тихо говорит сам себе Злотников и, присев в удачном месте, отстреливается. Меняет магазин — один, другой — и опять стреляет и стреляет. И потом бежит дальше.
Всё это время в него тоже стреляют и стреляют. Но — наугад. И потому не попадают.
Злотников бежит. Голоса людей и лай собак всё ближе.
Какая-то собака со страшным храпом вот-вот настигнет его и разорвёт на куски. Получив автоматную пулю, она жалобно взвизгивает и, катаясь по земле, отлетает по горному склону куда-то в сторону.
Отстреливаясь, Злотников бежит, а заветная цель — тихое местечко где-нибудь в горах Кавказа или Урала, или мама, хорошо устроившаяся в жизни и в городе Нью-Йорке — ох как далеко!
Перебегая через открытую поляну и, уже достигнув было быстрой горной речушки, он наконец-таки получает то, что ему уже давным-давно причитается: несколько путь, пробив ему спину, вырываются у него из груди и летят дальше. Какое-то время он пытается угнаться за ними, медленно-медленно плывя по воздуху, но затем всё-таки падает на землю и, надо полагать, замертво.