Гавань измены
Шрифт:
— Перевернуть часы и отбить склянки.
Эти слова и резкий двойной перезвон колокола призвали Моуэта к его обязанностям, и он произнес:
— Все по местам. Сэр, вы хотите, чтобы на корабле убрали все переборки?
Каждый вечер под командованием капитана Обри «Сюрприз» расчищался для пальбы, расчищался во всем смысле этого слова, словно действительно готовился к бою: убирали перегородки между каютами и устанавливали в них орудия, а ценное имущество уносили вниз. Но это означало, что придется нарушить комфортное пространство миссис Филдинг, и после недолгих размышлений Джек ответил:
— Пожалуй, сегодня мы погромыхаем только с носовых орудий, а потом, если «Поллукс»
«Сюрприз» уже шесть дней на пути к Замбре не готовился по боевой тревоге, шесть дней самого невероятного плавания, которое когда-либо совершал Джек. Без неуклюжего старого «Поллукса» они, возможно, смогли бы завершить переход на два дня раньше, но вся команда сожалела бы об этом.
Шесть дней с мягкими, теплыми попутными ветрами, спокойным морем и (поскольку их скорость подстраивалась под «Поллукс») без изнурительной спешки, испортившей множество плаваний военных кораблей. Эти шесть дней как будто вырвали из обычного распорядка, словно они относились к другому календарю. Это нельзя было назвать выходными, потому для всех нашлось дело. Но на этот раз «Сюрприз» получил минутку, даже парочку, которые не жаль было и потерять, хотя не это главное.
Часть свободного времени потратили на то, чтобы привести себя в порядок. Вильямсон обошёл Кэлэми, вымыв большую часть шеи, а также лицо и руки. Удивительное событие, поскольку у них был всего один девятидюймовый таз на двоих и почти отсутствовала пресная вода. Более того, каждый день они наряжались в чистые рубахи.
Таким образом, весь квартердек выглядел как парад лучших мундиров, как на «Виктори», когда ей командовал Сент-Винсент: свободные парусиновые штаны, куртки и простые широкополые соломенные шляпы от солнца (называемые «бенджи») уступили место бриджам или синим штанам, ботинкам, лучшим голубым мундирам и уставным кортикам, а матросы часто надевали воскресные красные жилеты и великолепные левантийские шейные платки.
Богохульства, ругательства и проклятья (и так запрещенные второй статьей «Свода законов военного времени») исчезли или подверглись изменению. Истинное удовольствие было слышать боцманский крик «Ах ты... неумеха», когда матрос по прозвищу Быстрый Бездельник, уставившийся на корму, где находилась миссис Филдинг, уронил свайку с грот-марса, и та едва не пронзила ногу мистера Холлара.
Наказание в виде порки на решетке также не применялось, хотя это не имело большого значения на корабле, который и так редко видел «кошку». Всеобщее ощущение расслабленности и потакание мелким слабостям могли бы немало навредить дисциплине «Сюрприза», если бы на нем собрался не столь исключительный экипаж.
«Сюрприз» всегда был счастливым кораблем, теперь же стал еще счастливее. Стивен отметил, что весьма полезно приглашать на военный корабль красивых и приветливых дам, но только совершенно недоступных и ненадолго, пока экипаж не успеет привыкнуть, это стало бы весьма полезным дополнением экипажу любого военного корабля.
Большую часть вечеров команда до первой вахты танцевала и пела на баке, а позднее Джек и Стивен музицировали в каюте или на квартердеке, либо вместе с остальными слушали, как поет миссис Филдинг, сама себе аккомпанируя на мандолине Хани.
Её почти сразу пригласили на обед в кают-компанию, а когда стало ясно, что Лаура переживает, что ей нечего надеть, сразу три джентльмена с наилучшими пожеланиями послали ей отрезы знаменитой шелковой ткани малинового цвета из Санта-Мауры, куда «Сюрприз» недавно заходил. Эта ткань изначально предназначалась их матерям, сестрам или женам, и из нее миссис Филдинг соорудила великолепное платье.
Команда любовалась миссис Филдинг с немым восторгом. Несмотря на всеобщее мнение, что она сбежала с доктором, весь небольшой запас осуждения пал исключительно на Стивена. Даже мистер Гилл, меланхоличный, замкнутый пуританин, соблаговолил ответить ей: «Всего три дня, увы, если этот ветер удержится», когда Лаура спросила его, как долго им еще плыть к мысу Раба, первому пункту их назначения.
В последний из тех дней, когда корабли плыли со скоростью, которая едва позволяла слушаться руля, Джека пригласили отобедать на борту «Поллукса». Он сожалел об этом, так как обед на собственном корабле прельщал его куда больше, но у него, по сути, не было выбора. Без десяти час, спустившись в баркас, Джек выглядел безукоризненно, от серебряных пряжек на ботинках до челенка на треуголке, а команда баркаса сияла бледно-голубыми куртками и белоснежными парусиновыми штанами.
И капитан Доусон, которого Джек едва знал, и адмирал Харт, которого знал слишком хорошо, пребывали в добром здравии. Доусон весьма сожалел, что не пригласил Обри раньше: его кок болел, «...сражен вероломным крабом, съеденным напоследок в Валлетте». Но сейчас Доусон радостно сообщил, что тот поправился: они уже до смерти устали от еды из кают-компании.
Выздороветь-то он выздоровел, но только напился, отмечая это событие, поэтому блюда подавались в хаотичном порядке и с долгими перерывами: то ничего, то внезапно сразу пять блюд, имелись и странности: например, внутри десерта из заварного крема и взбитых белков притаилась сырая морковка.
— Я должен извиниться за такой обед, — сказал Доусон, когда обед подошёл к концу.
— Совершенно верно, сэр, — согласился Харт. — Отвратительный обед и убогая сервировка. Три утки на блюде! Подумать только!
— Великолепный портвейн, — ответил Джек. — Ничего подобного я раньше не пробовал.
— Я пробовал, — отозвался Харт. — Мой зять, Эндрю Рэй, купил винный погреб лорда Колвилла, и в одном из ящиков находился портвейн, который затмил бы этот, как адмирал затмил бы мичманов. Не то чтобы этот недостаточно хорош, вовсе нет, в своем роде.
Достаточно хорош или нет, но Харт от души приложился к портвейну, и, когда они сидели втроем за бутылкой, адмирал проявил неуемное любопытство к миссии Джека. Обри отвечал уклончиво и наверняка бы ушел с советом «наподдать дею по заднице — имея дело с иностранцами, а тем более с туземцами, всегда нужно пнуть их по заднице», если бы Джек случайно не упомянул о месте, где они пополнят пресную воду. Харт заставил трижды весьма подробно описать его и сказал, что нужно подойти к берегу и взглянуть: знания всегда могут пригодиться. Джек отклонил предложение с величайшей настойчивостью и, как только появилась возможность, собрался уходить.
— Перед тем как вы уйдете, Обри, — остановил его Харт, — я хотел бы попросить вас об одолжении. — Харт достал маленький кожаный мешочек, очевидно заранее подготовленный. — Когда будете в Замбре, прошу, выкупите пару рабов-христиан. Предпочтительнее английских моряков, но сойдет и любой бедолага. Когда приплываю к Берберскому берегу, обычно выкупаю пару старых вояк и доставляю их в Гибралтар.
Джек был знаком с Хартом еще с лейтенантских времен, но никогда не думал, что тот способен на добрые дела, и эта новая черта его характера дополнила сказочность этих дней. «Восхитительный и ласковый сон, невзирая на стойкое чувство, что это последнее плаванье к роковому концу», — подумал Джек, пока баркас отвозил его обратно, но выразить это словами он бы не смог.