Гавани Луны
Шрифт:
И никакая вишенка, – пусть даже она отдает на вкус чудесным сексом и классными вечеринками, – этого не исправит.
Впервые в жизни я почувствовал горечь из-за того, что у меня нет детей и поклялся отомстить за это Рине.
Я трахал Яну уже без какого-либо стеснения, и мне было плевать, услышит ли нас Рина. На соседский участок она не вышла, лишь позвала меня еще несколько раз, да зашла в дом. Я попытался вспомнить, закрыл ли подвал. Странно, но я не чувствовал слишком тугого сжатия, хотя был в ней на всю длину. Область вокруг ее задницы проваливалась вокруг моего члена, как мокрый песок на пляже – вокруг ноги. Я открыл глаза
Ты
Что именно, господин писатель? – сказала она.
Перестань меня так называть, – сказал я.
Я давно уже не практикую, – сказал я.
Дэвид Духовны в сериале про Калифорнию говорит то же самое, – сказала она.
Ты смотришь сериалы, – сказал я.
Сериалы вместо фильмов, комиксы вместо книг, и легкие наркотики, – сказал я.
Куда катится нынешняя молодежь, – сказал я.
Что еще остается девушке долгими зимними вечерами? – сказала она.
Сейчас лето, – напомнил я, и ее задница обдала меня, наконец-то, жаром.
Летом еще хуже, – сказала она.
Все раздеты, вообще из дому не выйдешь, – пояснила она.
Ой, что это вы делаете с бедной девушкой, – запротестовала было она.
Но меня было не остановить. Все эти женщины…
Они свели меня с ума и я намеревался продемонстрировать ей, на что способен сумасшедший.
Я вылетел из нее пробкой и вскочил ей на грудь. Преодолевая сопротивление, разжал зубы, и провалился в рот. Несколько движений там, после чего я вновь скольжу вниз по веревке. Опасный, хищный альпинист, вот кто я, и мои пальцы крючьями вбиты в гигантские горы ее грудей. Она даже не успела сжаться там, внизу, так что я влетаю без малейших препятствий. Нет, Яна явно была из тех, кто услаждает свой задний проход жемчугами. Я решил, что непременно стащу у Рины то самое ожерелье – порой она еще одевала его, – и всуну, по одному шарику, в Яну. До единого. А их там почти с полсотни. После чего, так же медленно, выну. Мыль об этом так раззадорила меня, что я вновь выскочил из ее низа, и навалился бедрами на голову. Она уже не сопротивлялась. Чувствуя это, я ослабил хватку, и, усевшись ей на грудь, позволил Яне щекотать языком мне брюхо. Грудь ее была горяча, и прикосновение моих голых ягодиц к ней чувствовалось мной непривычно и волнующе. Рина непременно наградила бы меня за это эпитетом «гомика». Рина всякого мужика считала голубым. Все дело в зависти, я считаю. Она просто не выносила мысли о том, что это ее трахают, а не она. Как для хорошего нациста всякий – достаточно еврей, так для Рины любой мужчина – подходящий кандидат в гомики. При этом без мужчин она себя не мыслила. Как и нацист – без евреев.
Ненависть к мужчинам и страсть к траху.
Вот два коня, разрывавшие на части мою жену.
Так в старину казнили цареубийц.
Щипок за ягодицу вернул меня на грудь Яны, где я сидел. Я стал глядеть на то появляющийся, то исчезающий под массивом моего члена розовый язык. Он и правда розовый, как изнанка влагалища.
Я слегка шлепнул Яну по щеке, и снова атаковал низ. Потом вернулся в рот. Будь она стройной, как Рина или любая другая моя женщина, у нас получалось бы значительно проще. Но Яна компенсировала это своим потрясающим умением разговаривать с членом. Их тактильный обмен информацией проходил в такой учащенной форме, что я почувствовал приближение еще одного Большого Взрыва. Больше всего мне хотелось сделать это в ее заднице. Вселенная через зад. Что может быть более актуальным в такой день, в таком месте, и с таким человеком, с горькой иронией подумал я. И, больше не раздумывая, дал облизать себя последний раз, а затем вломился ей в задницу. Она шестым чувством – чувством задницы – уже поняла, что нас ждет. И даже умудрилась слегка выгнуться. При ее комплекции это была жертва похлеще сорока рабов с лошадьми и золотыми украшениями. Подрубленные священным топором жреца, они падали один за другим, как подломленные ветви. Провожая их взглядом, я пустил в ее нутро воды белой великой реки.
От ее мерцающей поверхности отразились солнечные блики.
34
Над городком появилось Солнце.
Как всегда после неожиданной и короткой бури, погода вновь стала чудной. Природа, словно истеричка, уже и сама не понимала, что это на нее нашло. И нашло ли? Только беспорядок во дворах свидетельствовал о буре неопровержимо. Как и след на стене от брошенной бутылки – о приступе пьяного бешенства истерички. Я поймал себя на странной мысли.
О чем бы я не думал, я думал о своей жене.
Значило ли это, что я люблю ее? Нет. Я ненавижу ее, знал я наверняка. И был влюблен в Юлю, которая, как на грех, куда-то запропастилась. Но Рина действительно всплывала у меня в мозгу, как проклятый поплавок, по любому поводу. Она вжилась в меня, как омела в дуб. Это только для друидов, ведьм, и экзальтированных идиотов омела – загадочное колдовское растение. Спросите любого биолога. Омела это растение паразит.
И моя жена-паразитка, вросшая мне под кожу, обожала омелу.
Впервые я подумал, а не убить ли мне ее? Терять, судя по тому, что находилось у нас в подвале, нечего. А трупы.... Что же, тела это всего лишь мусор. И его убирают. Я подумал, что через два дня, когда городок заполнят отдыхающие, их тоже ждут нелегкие два-три часа уборки. Из всего поселка сейчас обитаемы были от силы семь-восемь домов.
В одном из них лежала сейчас девушка с моим семенем в заднице.
В другом – моя жена смывала с задницы чье-то семя.
Уверен, в оставшихся шести-семи происходили не менее интересные события. Может быть, в одном из них придумали лазерную бомбу, а в другом изнасиловали и убили девственную лилипутку. Кто знает? Но это чужие истории. Они меня не касаются.
Как и все бывшие писатели, я страшно ревнив к чужим жизням.
Оставив Яну лежать на полу – мне бы отдохнуть, господин писатель, со вздохом сказала она, – я спустился на первый этаж дома. В наших окнах было пусто. Значит, Рина была в ванной. Закутавшись в халат, я выскочил из дома, и быстро пробежал к своему крыльцу. Стараясь не хлопать дверью, вошел в прихожую, и быстро налил себе пол-стакана джина. У него резкий запах, и он отобьет привкус Яны, знал я.
Как и все дьявольские создания, Рина обладала дьявольским нюхом.
Но джин отбивает нюх у собак и дьяволиц. Так что, когда я выпил половину порции, маслянистая пленка джина уже скрыла мой грех, как покров Богородицы – осажденный Константинополь. И я, чувствуя себя предводителем крестного хода, торжественно поднялся на второй этаж, и тихо открыл дверь ванной. Рина стояла под душем, ее почти черные из-за загара ягодицы блестели под слоем воды, спина скрывалась за мыльной пеной. Судя по ее сытой улыбке, она действительно трахалась с кем-то. Что же, подумал я.