Гай Мэннеринг, или Астролог
Шрифт:
Приняв это мужественное решение, которому он не хотел изменять, несмотря на то, что его конь, следуя старой привычке, поворачивал голову в сторону Вудберна, и несмотря на то, что ежедневно ему два раза приходилось проезжать мимо имения, Чарлз Хейзлвуд и в этот день сумел противостоять сильному желанию заехать туда, хотя бы просто для того, чтобы узнать, как чувствуют себя молодые леди и не нуждаются ли они в отсутствие толковника в его помощи. Но, когда он проезжал мимо Вудберна во второй раз, искушение оказалось настолько сильным, что он решил, что больше подвергаться ему не стоит. Поэтому, удовлетворившись тем, что послал в Вудберн приветы, пожелания и проч., он решил нанести давно обещанный визит одному семейству, жившему неподалеку, и на обратном пути рассчитать время так, чтобы одним из первых приветствовать Мэннеринга по его возвращении из долгого и нелегкого путешествия
Но судьба, на которую столь часто жалуются влюбленные, на этот раз не благоволила Чарлзу Хейзлвуду. Хозяйка дома, где он гостил, долго оставалась у себя в комнате и к завтраку вышла поздно. Приятель его хотел обязательно показать ему щенков, которых утром принесла его любимая легавая; они были разных мастей, и между приятелем Хейзлвуда и псарем возник спор насчет того, какой кобель был их отцом. Хейзлвуд должен был сказать по этому поводу свое слово, и от него зависело, каких из этих щенков утопить и каких оставить. Да и сам лэрд надолго задержал нашего влюбленного, весьма пространно рассказывая ему о своих планах устройства проезжей дороги, которые он просил его по приезде изложить сэру Роберту Хейзлвуду. К стыду молодого Хейзлвуда следует заметить, что, выслушав в десятый раз все его доводы, он все же никак не мог понять, в чем заключается преимущество предложенной лэрдом дороги, которая должна была проходить через Лэнгхерст, Уиндино, Гудхауз-парк, Хейлзикрофт, затем пересечь речку в Саймонспуле и продолжаться в направлении Кипплтрингана, и чем была хуже другая дорога, предложенная английским землемером, - дорога эта должна была пройти через главную усадьбу Хейзлвуда и пересечь ее в расстоянии около мили от дома и, как старался уверить его лэрд, неизбежно нарушила бы уединенную красоту этих мест.
Короче говоря, словоохотливый лэрд (интересы которого требовали, чтобы мост был построен возможно ближе к одной из его ферм) безуспешно старался привлечь к этому вопросу внимание молодого Хейзлвуда, пока он вдруг случайно не упомянул, что проект дороги был одобрен "этим самым Глоссином", который хотел, чтобы все делалось по его указке. Услыхав это имя, Хейзлвуд сразу насторожился и стал внимательно слушать. Поняв наконец, какую именно дорогу отстаивал Глоссин, он уверил старого лэрда, что если отец его и остановит свой выбор на другой, то это будет не по его вине.
Но все эти дела заняли целое утро. Хейзлвуд сел на коня по меньшей мере часа на три позже, чем собирался, и, проклиная дамские туалеты, легавых, щенков и парламентские дорожные законы, увидел, что все это его надолго задержало и являться в столь неурочный час в Вудберн было бы уже неделикатно.
Едва только он миновал поворот дороги на Вудберн, голубоватый дымок которого вился по светлому фону вечереющего зимнего неба, как ему показалось, что он видит Домини, идущего лесною тропинкой по направлению к дому. Он окликнул его, но напрасно: наш добрый Домини и в обычное-то время никогда не обращал особенного внимания на все, что творилось вокруг; теперь же, только что расставшись с Мег Меррилиз, он глубоко погрузился в свои мысли, перебирая в уме ее прорицания, и не слышал оклика Хейзлвуда. Поэтому Чарлзу не удалось ни расспросить его о здоровье молодых девушек, ни задать ему какой-нибудь хитрый вопрос, на который мог бы последовать ответ с упоминанием имени мисс Бертрам. Спешить теперь уже было некуда, и, отпустив поводья, он позволил лошади свободно взбираться между двумя высокими холмами, по крутой песчаной тропинке, которая, поднимаясь все выше и выше, привела его к месту, откуда открывалась широкая панорама окрестностей.
Но Хейзлвуду, однако, было вовсе не до того, чтобы наслаждаться видом. Не думал он и о том, что чуть ли не все расстилавшиеся перед ним земли принадлежали его отцу и должны были потом достаться ему. Он продолжал путь, не сводя глаз с вившегося над лесом дымка и продолжая поворачивать голову назад в сторону Вудберна, хотя теперь это было уже трудно. Из этой задумчивости его вывел чей-то голос, чересчур низкий для женщины и слишком пронзительный для мужчины:
– Чего это ты так запоздал? Другие, что ли, должны за тебя дела делать?
Он поднял глаза: перед ним стояла женщина огромного роста; голова ее была повязана большим платком, из-под которого змейками
– А я вот говорю, - продолжала она, - что тот, кому дороги Элленгауэны, и глаз сегодня сомкнуть не должен; трое тебя сегодня искали и найти не могли, а ты, оказывается, домой спать отправляешься. Ужели ты думаешь, что, коль с братом что стрясется, сестре покойнее будет? Ну, уж нет, этому не бывать!
– Я не могу понять, о чем ты, тетка, говоришь; если это о мисс.., я хочу сказать - о ком-то из прежних Элленгауэнов, то скажи мне, что я должен сделать.
– Как это из прежних Элленгауэнов?
– резко переспросила старуха.
– Откуда это взялись прежние Элленгауэны? Разве были какие-нибудь Элленгауэны, кроме тех, что зовутся славным именем Бертрамов?
– Но что же это все значит, милая моя?
– Никакая я не милая, вся округа знает, что я злая, и все могут только пожалеть об этом вместе со мной. Но зато я такое могу сотворить, что ни одной доброй на ум не придет, такое, что у тех, кто привык всю жизнь в горницах сидеть, да люльки качать, да за детишками ходить, вся кровь похолодеет. Слушай же, что я говорю! Твой отец приказал перевести караул из таможни, что в Портанферри, в замок Хейзлвуд; он решил, что контрабандисты собираются сегодня ночью напасть на замок. Никому это и в голову не придет. Он человек благородный, обходительный, ну да все одно.., какой бы он ни был, никто против него не пойдет, вот и весь сказ. Отошли-ка ты солдат назад на старое место, только сделай это осторожно и шуму не подымай, и вот увидишь: ночью им сегодня там работы хватит. Дай только луне взойти - и ружья запалят и шпаги засверкают.
– Боже милосердный, что же это такое? И слова твои и твой вид говорят за то, что ты рехнулась, но во всем этом есть какая-то странная связь.
– Ничуть я не рехнулась!
– воскликнула цыганка.
– Меня ведь и в тюрьму сажали, говорили, что я не в своем уме, били за это же и потом в изгнание отправили, да только ничуть я не рехнулась. Скажи-ка, Чарлз Хейзлвуд из Хейзлвуда, осталось у тебя зло к тому, кто тебя ранил?
– Нет, боже сохрани; плечо у меня зажило, и я с самого начала говорил, что выстрел этот был чистой случайностью. Я хотел бы сам ему об этом сказать.
– Тогда делай все, как я тебе скажу, - сказала Мег Меррилиз, - и ему от тебя больше добра будет, чем он тебе зла причинил. Ведь если он лиходеям в руки попадет, так те живо его прикончат или совсем отсюда увезут. Но есть господь над нами! Сделай же, как я тебе говорю: отправь солдат сегодня же в Портанферри. Замку Хейзлвуд никакой беды не грозит.
И быстро, как всегда, Мег исчезла.
Весь облик этой женщины и смесь одержимости и воодушевления в ее словах и жестах неминуемо производили сильнейшее впечатление на всех, с кем она говорила. Речь ее, как бы дико она ни звучала, была слишком проста и понятна, чтобы думать, что старуха сошла с ума, и вместе с тем своей порывистостью и странностью была не похожа на речь обыкновенного человека. Казалось, что она действовала под влиянием силы воображения, которое было до крайности возбуждено, но отнюдь не расстроено. Просто удивительно, как эта разница всегда бывает ощутима для слушателя. Этим и объясняется, почему ее странные и таинственные вещания всегда выслушивались и выполнялись беспрекословно. Во всяком случае, ее неожиданное появление и властный голос произвели на молодого Хейзлвуда самое сильное впечатление. Он поспешно поскакал домой. Тем временем уже стемнело, и, подъехав к тому, он увидел нечто подтверждавшее слова старой сивиллы.
Под навесом стояло тридцать драгунских лошадей, связанных одна с другой поводьями. Человека четыре солдат стояли на часах, а остальные в своих тяжелых сапогах расхаживала возле дома взад и вперед; все они были вооружены саблями. Хейзлвуд спросил у унтер-офицера, откуда он прибыл.
– Из Портанферри.
– А там осталась еще стража?
– Нет, все были отозваны оттуда приказом сэра Роберта Хейзлвуда для защиты замка от контрабандистов.
Чарлз Хейзлвуд незамедлительно отправился к отцу и, поздоровавшись с ним, спросил, зачем ему понадобилось посылать за военным караулом. Сэр Роберт в ответ уверил сына, что "сообщения, донесения и сведения", которые он получил, заставляют его с полным основанием "думать, считать и полагать, что сегодня ночью контрабандисты, цыгане и разные другие бандиты предпримут и совершат нападение на замок Хейзлвуд".