Гаяна
Шрифт:
– Курсант Мауки к полету готов, товарищ инструктор!
– услышал я голос из динамика над левым экраном.
– Хорошо. Мягко держитесь за управление. Сейчас я выполню показной полет. Извини, старина, - повернулся он ко мне, - ты покури, а я слетаю… Как бы ни было, а все же полет!
Василий дал газ - и самолет там, на экране, в самом деле начал разбег, поднял нос и… оторвался от земли!
Потом летал Мауки, а Беляев помогал ему. После третьего полета Вася сказал:
– Теперь полетайте, Мауки, сами, - и вышел из кабины.
– Что ты делаешь?
– вскрикнул я.
– А если парень убьется?!
– Этого не случится, - успокоил меня Беляев.
– Я включил кибернетику, и, если нужно, автопилот поможет Мауки вместо меня. Больше того, автоматы точно определят его основные ошибки, проанализируют их и дадут мне, его инструктору, необходимые рекомендации для дальнейшего обучения курсанта.
– А пока?
– Я слетаю на другом самолете с курсантом Королевым. Я могу работать с тремя машинами, на одном или нескольких аэродромах. Во-первых, экономия в инструкторах, да и психологически лучше: курсант сразу учится летать сам, на одноместном самолете. Но это только малая часть той абсолютно безотказной службы безопасности полетов, которую придумали гаянцы. Ты видел когда-нибудь автоматическую телефонную станцию?
– Да. Многоэтажное здание со сложным техническим устройством.
– А не думал ли ты, что все это громоздко?
– Но зато сам телефонный аппарат очень удобен, - возразил я.
– О! Что и требуется доказать, - удовлетворенно сказал Беляев.
– Так вот у гаянцев тоже имеются своеобразные автоматические станции по корректировке техники пилотирования. Ясно?
– Еще не очень, Вася…
– Так слушай. Имеется, значит, у них несколько больших зданий, разбросанных по всей планете. Назовем их АДС, то есть автоматические диспетчерские станции. Каждая из них имеет определенный район действия.
– А в самолете?
– спросил я, уже начиная догадываться, в чем дело.
– Соображаешь!
– чисто по-летному одобрил Беляев.
– Во-первых, авиация на Гаяне разделяется на две группы: есть самолеты личного пользования, то есть спортивные, и есть линейные - пассажирские и грузовые, как у нас в Аэрофлоте. Военной авиации нет…
– Понятно.
– Так вот каждый спортивный самолет оборудован ограничительным автопилотом, вроде того, с которым летает Мауки. Человек летит сам, но автомат исправляет его ошибки, оберегает его.
– Что ж, это удобно.
– Надо полагать. А вот самолеты линейные, на двести-триста пассажиров, у гаянцев беспилотные и летают по маршрутам сами, управляемые из АДС на расстоянии. Тут вдобавок к аппаратуре пилотирования имеется автоматическая служба движения самолетов, кибернетические диспетчерские машины.
– А в пилотской кабине пусто? Совсем никого?!
– невольно поежился я.
– Нет, есть один инженер-пилот, контролирующий работу материальной части. Если надо, он сядет в пилотское кресло, выключит автоматику и поведет самолет сам.
– Ну, это еще куда ни шло, - успокоился я.
– Итак, во-первых, каждый самолет, подобно телефону, подключен к наземной автоматике пилотирования, и, во-вторых, особая диспетчерская сеть автоматов направляет и контролирует его движение по трассе.
– Надо бы и у нас, на Земле, завести такую систему, Вася.
– Так вот начинаем… И без гаянцев у нас уже наметился этот путь в Аэрофлоте: необходимость заставила инженеров искать новые средства автоматического управления движением машин по трассам. Гаянцы просто помогли нам ускорить эту работу.
– А как Мауки?
– напомнил я.
– Спроси у автоматов - они всю правду скажут. Но и я не ошибусь: летчиком Мауки станет хорошим.
К концу дня автоматы вызвали Беляева и приступили к подробному «докладу». И вот здесь мы с Василием крепко призадумались, впервые в жизни столкнувшись с неожиданным и необычным явлением…
Почему неожиданным? Сейчас поясню. Все мы: и летчики, и люди других профессий - устроены одинаково. Природа, создавая нас, не заботилась о том, чтобы согласовать свою «творческую» работу с практическими требованиями той или иной профессии. И если кто-то пожелал стать, скажем, летчиком, то ему приходилось длительной тренировкой совершенствовать свои органы чувств самому: вырабатывать в себе глубинное зрение, обострять чувство равновесия, развивать умение ориентироваться в положении своего тела и самолета в пространстве и многое другое, чего сама природа не предусмотрела.
Но одной тренировки недостаточно, и поэтому в самолете появились пилотажные приборы. У любого человека, попавшего в пилотскую кабину, - у летчиков тоже!
– есть одна общая особенность: если он видит горизонт, землю и козырек кабины, он отчетливо представляет себе положение самолета в воздухе.
Но вот мы с вами входим в облака и… начинаем чувствовать себя слепыми котятами. То нам кажется, что у машины левый крен, а его нет вовсе или, наоборот, крен правый; иными словами, мы не сможем без приборов продолжать полет.
Это происходит оттого, что наш орган равновесия - вестибулярный аппарат, расположенный во внутреннем ухе, - привык работать в паре со зрением.
У Мауки же кибернетические машины подметили способность мгновенно определять положение самолета. «Заинтересовавшись» этим, хитрые автоматы стали поочередно выключать тот или иной пилотажный прибор - юноше это не мешало. Тогда автоматы закрыли окна пилотской кабины плотными шторками и отключили все пилотажные приборы разом - Мауки продолжал лететь правильно! Не удовлетворившись этим, автоматы стали сбивать с толку Мауки заведомо неверными показаниями приборов, но юноша летел как ни в чем не бывало…
– Вот это номер!
– озадаченно воскликнул Беляев.
– Не верить кибернетике нет основания, а как объяснить - не знаю.
– Мне думается, - сказал я, - что ответ следует поискать в его родословной…
– То есть?
– Мауки - потомок гаянцев, - напомнил я.
– Да, да, да!
– обрадовался Беляев.
– Возможно, что у гаянцев иначе устроены органы равновесия и восприятия ускорения…
– А возможно, и другое.
Беляев вопросительно посмотрел на меня.
– Ведь у гаянцев не только техника выше нашей, но она развивалась у них намного раньше, чем у нас.