Гайдамаки. Сборник романов
Шрифт:
— При чем тут мышь и лягушки?
Теперь уже настал черед Крмана поинтересоваться, о чем это думает вслух Погорский. Когда выяснилось, что о походе древнеперсидского царя Дария, который побывал в этих местах две с лишним тысячи лет назад, Крман буркнул:
— Теперь тебе понятно, что всякий, попав в эту страну, начинает заговариваться и вести себя странно?
А в лагере шведов все было готово к атаке. Войска были выстроены. Вдоль их фронта медленно проносили короля на носилках. Приподнявшись и опершись на левую руку, он обращался к каждому из полков с коротким напутствием. Напомнил о воинской
Речь короля сопровождалась странным аккомпанементом из русского лагеря. Оттуда, из темноты, доносился какой-то стук. Там что-то строили.
— Ретраншемент
[31]
укрепляют, — сказал Мазепа. — Царь Петр очень всяческое строительство любит. А окопы пуще всего.
Начинало светать. Шведская кавалерия двинулась к русскому лагерю. Следом шла пехота. Полки уходили в сероватый вязкий сумрак. Казалось, войска просто медленно тают на глазах.
— Скорее бы взошло солнце!
— Уже светает.
— Где бы взять подзорную трубу?
— Зачем она тебе, Даниил? Ты же не полководец.
Скоро к королевской свите подскакал гонец и что-то сообщил Карлу. Ответных слов короля разобрать нельзя было, но он энергично махнул рукой, и гонец помчал назад, к Рейншильду. Тут же стало известно, что русские за ночь возвели перед ретраншементом еще и редуты. Сколько? Этого еще никто не знал. Но заниматься сейчас разведкой было некогда.
Стало совсем светло. И фельдмаршал отдал приказ кавалерии атаковать. Теперь было видно, как навстречу друг другу мчали во весь опор эскадроны.
— Пехота отстает! — сказал Мазепа Крману. — Сейчас только на нее надежда.
Но шведская пехота поспела вовремя и поддержала кавалерийскую атаку. Насколько можно было судить, русские эскадроны стали медленно отступать к редутам.
— А туда не надо бы! — заметил гетман. — От редутов лучше подальше: там пушки.
Действительно, вскоре редуты в разных местах окутались клубами дыма. Потом произошло нечто непонятное. Шведы как будто бы ворвались в редуты, но бой не утихал. Напротив, русская артиллерия продолжала огонь. Неужели пушки унесли на руках из покинутых редутов?.. Мазепа недоумевал. Да и не только он один. Наверное, не менее странным казалось все это и самому Карлу.
Если бы они находились не на холме в двух милях от битвы, а в первых шеренгах атакующей пехоты, то знали бы, что на самом деле русских редутов было не шесть, как показалось вначале, а десять: четыре были выстроены перпендикулярно к тем шести, которые можно было рассмотреть в подзорную трубу. Это оказалось для шведов полнейшей неожиданностью.
А если бы кому-нибудь из шведских генералов довелось провести последние сутки в русской ставке, то они узнали бы массу любопытного и весьма неприятного для себя. Прежде всего они поняли бы, что русские вовсе не сомневаются в победе. Более того, зная, что к шведам убежал один офицер из немцев и сообщил, что новобранцы будут одеты в мундиры серого сукна, Петр приказал
А еще они узнали бы, что именно на редуты, выстроенные перед главным ретраншементом, русские и делают ставку. Натолкнувшись на редуты, шведская кавалерия и пехота должны были потерять «накат», ту стремительность, которая почти все решает во время боя. Зазевался, упустил момент — жди неприятностей. Противнику нужны именно эти потерянные тобой минуты. Пройдут годы и десятилетия, а военные теоретики будут анализировать великолепную выдумку Петра — гибельные для шведов редуты…
И кто знает, не у редутов ли уже решился исход битвы?
Меншиков, защищавший редуты, дважды отказался отступить к главному царскому ретраншементу. Образ действий отчаянный. Вдумайтесь: дважды не выполнил во время битвы приказ главнокомандующего, несмотря на то что Петр послал к нему генерал-адъютанта. Но Меншиков, под которым уже были убиты две лошади, вскочил на третью и вновь повел свои полки на шведов. Он был в полной уверенности, что победу можно добыть сейчас же, немедленно, не вводя в дело главные силы русской армии. И никто не узнает теперь, кто был более прав: Петр, решивший действовать наверняка, или Меншиков, который готов был рискнуть, и не совсем безосновательно.
Но так или иначе, Петр настоял на своем. Он послал Меншикова с пятью эскадронами и еще пятью батальонами пехоты преследовать отрезанных от неприятельского войска генералов Рооса и Шлиппенбаха…
Даниил с удивлением заметил, что солнце поднялось уже довольно высоко, а казалось, что битва лишь недавно началась. Спросил у Мазепы, который час, забыв, что может посмотреть на собственные часы.
— Девятый, — ответил гетман. — Царь выводит войска из лагеря. Теперь королю и деваться некуда. Перед фронтом — русские, а в тылу — Полтава с ее гарнизоном.
В это время в русском лагере произошло нечто странное. Часть конницы внезапно отошла с линии редутов и расположилась на правом фланге у русского лагеря. Затем столь же внезапно русская кавалерия атаковала шведскую, отбросила ее, но, вместо того чтобы продолжить сечу, галопом помчала от лагеря на правый же фланг строящейся к бою русской армии. Пыль, поднятая тысячами копыт, скрыла расположение всего русского лагеря.
— Многое видывал, но такого еще никогда! — сказал Мазепа.
— А что произошло? — спросил Крман. — Я ничего не понимаю. Вас что-то удивило?
— Все, И маневр русской конницы, и даже то, что бог в помощь русским. Надо же было поднять такую пыль, что теперь и не понять, что царь затевает… Неужто они специально все придумали или само собой получилось?
Вскоре пыль улеглась. Теперь были четко видны сошедшиеся в полном боевом порядке армии. Русская пехота была выстроена в две линии, с конницей на флангах. В интервалах между полками были установлены пушки. У шведов, напротив, пехота расположилась в одну линию, а кавалерия — в две. Шведы ударили в самый центр русской армии, где стояли одетые в серые мундиры солдаты. Казалось, еще немного — и они прорвут первую линию, опрокинут и вторую.