Гайдамаки. Сборник романов
Шрифт:
— Поручик Манвелов, — и застыл выжидая.
Странно это было Семену, он едва сдерживал улыбку.
— Я гайдамацкий куренной, Неживым зовусь. Мне бы поговорить со старшим военным начальником.
— Их превосходительство принять не могут. Я им всё передам, для того и нахожусь здесь.
Холодный тон поручика, его прищуренные глаза раздражали Неживого. Язык не поворачивался говорить слова, приготовленные по дороге. Семен смотрел на поручиковы руки в белых перчатках, на красивые, начищенные до зеркального блеска сапоги и, не зная, какой ему теперь вести разговор, молчал. Офицер, чуть откинув голову назад, обвел выразительным взглядом большие руки Семена, присыпанную пылью одежду, неуклюжие сапоги и тоже молчал. Неживой понял — поручик нарочно так подчеркнуто посмотрел на его одежду и руки. Семен нахмурился.
— Вы пропустили на свою сторону беглецов из Крылова польского. Этого вы не должны были делать, и мы просим выдать их нам, — решительно заговорил он.
— Там не только польские шляхтичи.
— Я знаю, есть там всякие паны. Только все они с правой стороны, издевались как раз над нашими людьми. У вас находится такой пан, как Лымаренко, он из моего села. Не выдать его нам вы не можете.
— Мы дали приют обиженным людям. Эти люди — богатые дворяне и купцы. А вот кто вы — это нам неизвестно.
Неживой скользнул взглядом мимо поручика и встретился глазами с одним из солдат. Тот печально повел глазами и опустил их.
Неживой понял: ему не удастся договориться с офицером. Не сосновая жердь разделяла их, а высокая стена! И вдруг ему захотелось выругать этого надутого, самоуверенного панка, сорвать на нем свою злость. Но Семен через силу сдержал себя и, пытаясь говорить любезно, произнес:
— Может, вы передадите вашему командиру, и он все же согласится поговорить со мной.
— Сколько можно повторять — их превосходительство вас не примет. Надеяться на выдачу людей, которых мы взяли под свою защиту, — тоже напрасно. И взять с этих людей, — поручик усмехнулся, — вам уже нечего.
— Все пошло вам на хабар?
Лицо офицера покрылось бурыми пятнами. Он моргал глазами, заикался и не находил слов, а потом взорвался:
— Как смеешь, хам, злодейское отродье, подожди, наденут тебе на шею веревку…
Семен больше не мог сдержать гнева.
— Уходи, поганец, прочь отсюда, да побыстрее! А не то турну только — за десятыми воротами залаешь. Иди же, чего глаза вытаращил!
Семен схватил жердь и махнул ею перед самым носом офицера. Тот испуганно попятился, едва не оступился с плотины, оглянулся назад. В это время Семен швырнул жердь, она ударилась о воду, обдав брызгами поручика. Тот от неожиданности вскрикнул и бросился бежать. Солдаты сдержанно засмеялись. Один из них кивнул Неживому головой. Придерживая руками сабли, они побежали за офицером.
…Беззаботно вела себя охрана Кончакской крепости. Сначала около ворот по ночам стояли трое часовых, потом — двое, а ещё через несколько дней — один. И тот, заперев ворота, укладывался спать. Почти каждый вечер добрая половина гайдамаков шла гулять в местечко, а часть оставалась там и на ночь.
Поэтому-то отряду Калиновского так легко удалось попасть в крепость. Ещё днем туда проник один из его лазутчиков, он перекинул через стену веревку. По ней пробрались ещё двое. Втроем они зарезали сонного часового и открыли ворота.
С вечера шел дождь. Большие капли стучали по железной крыше флигеля, в котором жила Оксана, временами они сливались в однообразный гул. Под этот гул Оксана и заснула. Проснулась от какого-то грохота. Сначала подумала — гром. Села на кровать, прислушалась. Нет, это не гром. Оксана ясно различала грохот выстрелов. Она вскочила с кровати.
За окнами — темень; казалось, она прилипла к мокрым стеклам. Снова выстрел. И уже совсем близко. Было ясно — неведомый враг ворвался в крепость. Оксана в растерянности остановилась посреди комнаты. Что делать? Вдруг она услышала, как заскрипели старые ступеньки крыльца, застучали шаги. Вспомнив, что забыла вечером накинуть крючок, она бросилась к дверям, но не успела. Двери открылись, и на пороге появилась темная фигура. Фигура стояла на месте, видимо не решаясь сразу войти в комнату. Скорее ощутив, нежели разглядев врага, Оксана испуганно вскрикнула и изо всех сил ударила пришельца в грудь. Тот упал на крыльцо. Девушка, мгновенно прикрыв дверь, накинула крючок. Она металась по комнате, разыскивая, чем бы подпереть дверь. Под руки попались неизвестно кем принесенные сюда ружейные козлы. Она схватила их, подсунула один конец под ножку стола, другим подперла дверь, а по ней уже били прикладами. Оксана сняла со стены дамасскую саблю — подарок Максима — и вынула из ножен.
Зазвенело стекло. Девушка метнулась к окну и с силой ударила саблей в темное пятно за окном. Раздался отчаянный крик. Оксана сама от неожиданности и ужаса едва не выронила саблю из рук. А потом сжала рукоять и словно окаменела. Из этого состояния её вывел удар бревном в дверь, он потряс весь домик. Двери разлетелись в щепки, и в комнату ворвались несколько конфедератов. Оксана успела отскочить в угол, защититься от первого удара. Во тьме сверкающей лентой мелькнула над головой сабля, звякнула сталь. Отбив удар, девушка сама рубанула от левого плеча, но сабля скользнула по металлическому наплечнику конфедерата и едва не выпала из рук. Тогда Оксана, как и около окна, ударила саблей перед собой. Один из конфедератов со стоном отступил к стене. И тут под ноги девушки кто-то опрокинул стул. Она упала на колено, хотела подняться, но на неё навалились сразу несколько человек, скрутили ей руки.
— Девушка! — только теперь разглядел какой-то конфедерат.
— Там разберемся, тащите во двор.
Двое шляхтичей хотели поднять Оксану, и тут сильное сотрясение отбросило их к стене. Флигель содрогнулся, затрещал и осел на левую сторону. По его крыше градом застучали камни, щепки. Это летели обломки Кончакской крепости.
Её взорвал на воздух один из гайдамаков, сечевой побратим Максима, запорожец Корней. Когда шляхта овладела почти всей крепостью, ему удалось пробраться в пороховой погреб. Запорожец долго и безуспешно стучал огнивом — трут никак не хотел загораться. А по ступенькам уже бряцали ножнами сабель конфедераты. Тогда Корней разбил о помост бочку с порохом и, шепча молитву, стал высекать огонь прямо на порох. Порох попался сырой, искры падали на него, шипели и гасли. Шляхтичи были уже за спиной; Корней поспешно ударил ещё несколько раз по кремню и в отчаянии поднялся, чтобы саблей встретить врага. Но тут в его голове сверкнула догадка: Корней вытащил из-за пояса пистолет и, наставив его над кучей пороха, спустил курок. Последнее, что он услышал, был звук выстрела. А в последующий миг страшный грохот разбудил ночную тишину: рухнули тяжелые своды крепости, спрятав вод каменными глыбами останки славного запорожца.
Калиновский — он не был в крепости во время её штурма и разрушения, — оставшись с небольшим отрядом, побоялся ждать утра в Медведовке и приказал возвращаться в лес. Своим жолнерам он не сказал ничего, но про себя твердо решил оставить отряд и быстрее бежать куда-то дальше, в Польшу, или под защиту какой-нибудь сильной крепости — Умани, Белой Церкви. Достаточно он натерпелся страхов, достаточно наскитался по лесным чащам.
Остатки отряда собирались около Писарской гати. Калиновский со своим помощником ждал за речкой. Только помощнику, знакомому ещё по коллегиуму шляхтичу, Калиновский мог высказать свои сомнения. Они сидели вдвоем под вербой. Только поговорить не успели. К ним подъехало трое конфедератов. Один из них держал поперек седла девушку. Это была Оксана. Калиновский узнал её. На его бледном лице заиграла злорадная усмешка. Вот на ком он отомстит. Запомнит его Зализняк!