Газета День Литературы # 104 (2005 4)
Шрифт:
Дмитрий Нечаенко
РОЖДАЮТСЯ ДЕТИ
Русь моя! деревца тонкого
ночью морозною стынь.
Кислая наша антоновка,
горькая наша полынь.
Смёрзлась зимой, но оттаяла,
ртом из-под снега дыша,
гиблая наша Цветаева,
голая наша душа
вся голубая и нежная
после кровавой беды,
лунка, сестрица подснежника,
лужица талой воды.
И колыбельная матери,
и ветерок над рекой,
запах лампадного маслица
в сельской церквушке родной.
Очень неброско, пусть матово,
и Левитан, и Крамской.
Ясновельможной Ахматовой
горестный голос грудной.
Тихое наше Шахматово,
яснополянский покой.
Станции типа Астапово,
в лаптях по снегу Толстой.
Север мы, Господи, север.
Тает лишь в солнечный срок
наш предвесенний Есенин
и антарктический Блок.
Даже бессмысленный лютик
в этом контексте — святой.
Люди мы, Господи, люди,
в смысле, что каждый — изгой.
Их уже топят потопы,
зной изнуряет и смог.
Мы на закате Европы
ложа Великий Восток.
Чуб смоляной под картузом,
рьяной гармошки трёхряд.
Розанов наш и Кутузов,
Прохоровка
Церковь на сельском пригорке
рухлая и без креста.
Горе нам, Господи, горе,
вдругорядь распявшим Христа.
Ставили вроде бы "Чайку",
а получилось "На дне".
Наш величаво-печальный —
или не наш уже? — Днепр.
Волга у устья затеряна
зарослей заводных меж.
Сонную эту артерию
только Ты не перережь.
Сонмы их, Господи, сонмы,
будто деревьев в лесу.
Дай им свободу их слова,
чесночную их колбасу.
Вдосталь, до самого верха
и до блевоты в конце
дай им права человека,
чёртов их банк и процент.
Не отымай у нас только
неба морозную стынь,
тайную нашу Обломовку,
кислую нашу антоновку,
горькую нашу полынь.
Снова где-то за хлебным киоском
деревянные мокнут дворы,
снова дождик в разгар сенокоса,
перепутья, овраги, бугры.
И в глуши, где-нибудь у Покрова,
где над хлевом сгущается мрак,
как на грех снова чья-то корова
не отелится к сроку никак.
Что тебе в этой серой пустыне,
одинокий простой человек?
Самый тягостный, самый постылый
и кровавый закончился век.
Сами всё ж таки, Господи, сами
были злее любого зверья,
для чего-то читали Лассаля,
почему-то убили царя.
В гнойных ямах, лишь вьюгой отпеты,
честь и гордость великой страны,
как последняя падаль, поэты
и философы погребены.
<