Газета "Своими Именами" №27 от 02.07.2013
Шрифт:
Теперь самое время подарить гостям значки. Принимают, кивают благодарно: «Аригото, аригото…»
После обеда выхожу на палубу с желанием поскорее опуститься на японскую землю и пойти, пойти… Но пока интересуюсь суетой у трапа. И чередой белых машин, дожидающихся, когда подъёмный кран перенесёт их в наш трюм. Что бы всё это значило? Поблизости от меня стоит, тоже придерживаясь рукой за леера, моих примерно лет одинокий мужчина в чёрном костюме. Спина прямая, взгляд через просторные очки чуть вприщур, волна тёмных волос отброшена со лба назад. Стать, независимость и отрешённость
А подъёмный кран погромыхивает, удачно цепляя очередную белую легковушку. Ничего не понимаю. Мы же - все, кто заселил во Владивостоке этот чудесный теплоход, - вроде приехали бороться за мир…
— Интересное кино, — проговорила невольно. Мужчина тотчас повернулся ко мне всем лицом и сдержанно произнёс:
— Что вы имеете в виду?
— Да вот эти машины… Откуда и зачем? Вроде плыли объяснять японцам про своё миролюбие… У меня вот в кармане соответствующие значки…
— Что, что? Какие же? — спросил быстро, с озорным интересом.
Я вытащила из кармана горсть своих сувениров, предложила:
— Хотите?
— Аригото, аригото!
Аккуратно взял значочек, повертел у своих глаз:
— Очень симпатичный.
— Ну а вы, в обмен, объясните, что всё это значит.
Он смотрел на меня с некой притаённой весёлостью:
— Неужели не догадались? Ваша профессия, если не секрет?
Ответила. Отступил на шаг, вроде как внезапно встретился с чудом-юдом и мало ли…
— Вот не ожидал… Да это ж просто… Японцы ездят на каждой машине не больше трёх лет. К тому ж дороги у них гладкие. Ну и выбрасывают на свалку. Наши деловые люди и приноровились… Только за бензин платят, чтоб со свалки до пристани добраться. Что с вами?
— Аригото… за точную информацию, — отозвалась, чувствуя, что падаю, падаю с заоблачной высоты в потёмки и скуку. Попрощалась и пошла прочь, и мне казалось, что значочки в моём кармане позвякивают насмешливо.
В каюте мои молодые попутчицы объясняли друг дружке, как удобнее расположить в бюстгальтере пыжиковую шапку, а в рейтузах — бутылку «Столичной», чтоб не выпала случайно. У них мечта — купить на местном «блошином» рынке по швейной многофункциональной машинке.
…Лежала, думала и ни до чего не додумалась. Но хотите верьте, хотите нет – как-то затуманилось желание рассматривать Японию. Тем более — «бороться за мир». Тем более, что в новом порту к нам не пришли ожидаемые японцы, и я поспешила одарить своими значками наших морячков.
После протокольного любования пагодами, золотыми рыбками в игрушечном пруду, разновеликими буддами, разглядывания узеньких, впритирку друг к дружке, крошек-домишек, опять стояла на палубе и наблюдала, как к нашему теплоходу одна за другой подкатывают и подкатывают белые «тойоты», как их ловко, под брюшко, подхватывает подъёмный кран и бережно опускает в нужное место.
— Вы случайно не заболели? — спросил мой безымянный случайный собеседник, подходя и чуть-чуть улыбаясь.
— Почему вы так спрашиваете?
— Потому что я врач.
Он вынул из кармашка и протянул мне простенькую картоночку визитки. В каюте рассмотрела: «Токарев Владимир Фёдорович, врач».
Разговорились. О том, о сём. Оказалось, родились в один год, в один месяц. И многое другое точь-в-точь… Удивил хорошим знанием литературы. Но так оно и должно быть — мы, «дети войны», жадно «поедали» книги при коптилках, керосиновых лампах и потому тоже, чтоб от голода не мутило. И то вспомнили, как прыгали, орали, когда наши взяли Берлин. А на каком-то потухшем японском вулкане он поднял круглый камешек, кинул его в прозрачный мешочек и протянул мне:
— Многое сегодняшнее забудется. А камешек напомнит… мой генерал…
Как уж наш теплоход дотащил до Владивостока несметное количество «тойот», но дотащил. И я уже отличала их «хозяев», «деловых людей», что озабоченно полубегали по палубе и обменивались друг с другом короткими фразами. Когда же сошла с трапа, невольно загляделась на шеренгу плечо к плечу, кожанка к кожанке молодых парниш с ледяными, неморгающими глазами. Вперемежку — русаки и «гости из кавказских республик». Ждали. Чего? Спросила мимо идущего морячка. Ответ сразил: «Да рэкетиры это. Ждут дани от хозяев «тойот». Кто не даст – машинку раздолбают. Пусть даже хозяин успел её загрузить на вагонную платформу».
Нас привезли в аэропорт. «Своего» врача я не видела нигде. Нас огорошили: «Нет билетов. Не улетим». Однако спустя время: «Всё-таки улетим. Оказывается, на пароходе был замминистра Аэрофлота СССР. Да вон он, в гуще…»
Глянула «в гущу», где столпились мужики в красивой тёмно-синей аэрофлотовской форме. В центре — мой врач в плаще. Он поискал глазами, нашёл меня на отшибе, быстрым шагом подошёл:
— Мой генерал, если будете столь… В общем, я-то вам дал свой телефон, а вы — нет.
Вырвала листок из блокнота, нацарапала…
— Аригото. Нам не надо расставаться. Не тот случай, — произнёс.
Позвонил через неделю примерно. По моему голосу понял — тону в беде! И никто не может мне помочь. И он тоже.
— Мой генерал… и всё же… если… чем-то… как-то…
— Аригото.
Он пришёл ко мне через год. Пили кофе, и он пробовал наставить меня на путь истинный:
— Ну не до такой же степени… Вы же смотрите и не видите… Надо как-то…
— Аригото…
— Я как врач вам советую не сидеть в одиночестве… Человека не вернёшь, а себя можно угробить. Вы перестали писать. Я же каждый день открываю газеты, ищу…
Спустя время, по телефону:
— Хочу к вам придти. Не будете возражать? За советом.
…Положил передо мной папку, набитую бумагами:
— Здесь, мой генерал, материалы о воздушных катастрофах. Что бы вы посоветовали?
— Как что? Сесть и написать книгу. Это же редчайший материал! Это же тот ещё бестселлер!
Дурёха, не сообразила, что он и без меня знает как, что, почему. Я вообще ещё долго-долго не пойму, что судьба подарила мне встречу с необыкновенным, редкостным человеком. А эта его папка «с катастрофами» — ещё одна попытка выхватить меня из кромешного мрака тоски. Я же ведать не ведала, что он сам кое-как удерживается на краю отчаяния.