Газета "Своими Именами" №32 от 09.08.2011
Шрифт:
Но какие же именно документы Советская власть скрыла от бедняги, чего не хватает этому историку прежде всего? Оказывается, «речи Молотова и Сталина, тексты международных договоров, заключенных Советским Союзом в 1939-1941 годах, – это тайна, страшная военная тайна». Марк Семёнович, ну нельзя же так, начали бы хоть со второй-третьей главы брехать, а то - сразу в предисловии, с первых же строк. Разве этому учил вас папа? Любой советский школьник вам сказал бы: «Дядя, в книге Сталина «О Великой Отечественной войне советского народа» собраны не только его речи и приказы той поры, но и телеграммы Рузвельту, Черчиллю и даже беседы с советскими и иностранными журналистами, ответы на их вопросы. И книга эта издавалась в Советское
А любой учащийся кулинарного техникума, даже Геннадий Хазанов, напомнил бы: «Тётя, в двух томах была издана переписка Сталина с Рузвельтом и Черчиллем. И обсуждали они вовсе не вопрос, как образумить Солонина, а дела войны». Любой студент вуза вспомнил бы и вышедший ещё в 1946 году трехтомник «Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны». Каждый том – 700-800 страниц. И чего там только нет!И кто только не фигурирует!» Да и в нынешнюю пору, будем справедливы, кое-что издано, например, многотомный «Русский архив», тут в томах о войне и директивы Ставки, и приказы, и переговоры по прямому проводу – читай – не хочу! И всё это за 15 лет работы вы не обнаружили? Да кто ж вас загнал в подземелье, да ещё посадил на цепь?
Вы сетуете также, что «немногим генералам довелось написать воспоминания». Господь с вами! Вам просто не принесли их в погреб. Другое дело, что мемуары наших маршалов и генералов появились позже немецких. И это понятно: наши были сравнительно молоды и после войны продолжали службу, тут не до мемуаров, а немецким старым фердунам ничего не оставалось, как писать и оправдываться, валить всё на Гитлера.
Но порой, сидя в подземелье на цепи, вы тоскуете о документах, которых и не существовало в природе. Так, вы требуете: Дайте мне Большой План Большой Войны! (с.14-15). Это вы подхватили то ли ещё у Радзинского, то ли уже у вашего любимца Резуна-Грызуна: Сталин-де готовился к завоеванию всей Европы! И был план «Петра Великого», составленный по его мифическому завещанию. Где он? Да ведь не было такого плана-то. Я слышу, как вы негодуете: «Как! А «Соображения по развертыванию Красной Армии на случай войны с Германией»?». Да, кто-то где-то разыскал или изобрёл такое сочинение. На случай! Его никак нельзя назвать документом: оно написано от руки, под ним нет подписи ни наркома, ни начальника Генштаба, и в таком виде оно не было, не могло быть доложено Сталину, как уверяют некоторые авторы. Подобные планы сочиняются во всех генштабах мира, для этого штабы и существуют. Я уверен, что в генштабе Люксембурга есть план на случай воздушно-бомбовой атаки Монте-Карло.
Вы попросите кого-то из родственников (внуки есть?) принести вам в погреб «Майн Кампф», планы «Барбаросса», «Ост» и эти «Соображения». И сопоставьте. Гесс ещё в 1922 году записал под диктовку Гитлера, что проблема Lebensraum для великого немецкого народа может быть решена только за счёт России; в плане «Барбаросса» по дням и часам расписано было, как надо для этого разгромить Россию, а в плане «Ост» по пунктам – как ограбить и разорить её, стереть с лица Земли. И поставьте рядом с этими дотошными документиками, что с гербовой печатью и державными подписями, анонимные «Соображения», которые можно назвать и «Мечты», «Грёзы» или «Упования». Какое впечатление?
Но всё-таки видно, вам что-то в погреб приносят, но там темно, читать трудно, и хотя вы пытаетесь, однако всё путаете, перевираете. И вот лепечете, например: «В выступлении по радио 3 июля 1941 года Сталин назвал три фактора (выделено им.
– В.Б.), которые обусловили успех вермахта» (с.8). На самом деле никаких «трех факторов» успеха немцев в этом выступлении нет. Есть «три основных фактора» в докладе Сталина 6 ноября 1941 года о 24-й годовщине Октябрьской революции, но, во-первых, речь тут совсем о другом – не об успехах фашистской армии, а о её «неминуемой гибели». Во-вторых,
Вы сами-то, Марк Семёнович, в каких войсках служили? Очень трудно догадаться. Не в военторге? Или, как Радзинский да Млечин, вовсе не служили? Трудно поверить, что служили, когда видишь, как далеки вы от темы армейской службы и войны, как не понимаете самые простые вещи в этой области.
При написании истории очень важна проблема источников. Вы, повествуя, например, о наших неудачах, об отступлении летом 41 года, ссылаетесь: «Писатель-фронтовик В. Астафьев вспоминает...» Не мог Астафьев ничего вспоминать об этом, ибо на фронт он попал только в 43-м году и никаких наших отступлений не видел, а только немецкие. И рассказал, как однажды в Польше убил убегавшего немца: «Котелок у него под ранцем на спине. Цель заметная. Под котелок я и всадил точнехонько пулю из карабина». В спину убегавшему... Как смачно описал!
Был у меня приятель Михаил С., поэт из Днепропетровска. Я для «Советского писателя» написал одобрительную рецензию на его рукопись. Потом в Коктебеле подружились. Он нередко приезжал в Москву, всегда заходил ко мне. Однажды сидим мы за непустым столом с непустой бутылкой, вдруг он и говорит: «Хотите. Я вам расскажу, как я немца убил?» - «Нет, не хотим, - сразу ответил я.
– И никому об этом не рассказывай». Он удивился, замолчал, может быть даже обиделся. «Таня, - попросил я жену, - принеси «Казаков» Толстого, это, кажется, третий том». Она сходила в кабинет и принесла. Я быстро нашёл нужное место, вот это.
Старый казак Ерошка, в прошлом сорвиголова, зашёл к юнкеру Оленину. Сидят они вдвоём, беседуют, пьют водку, крепко уже набрались. Гость облокотился на руку, задремал. Вдруг донеслась весёлая песня.
«- Это знаешь, кто поёт?
– сказал старик, очнувшись.- Это Лукашка-джигит. Он чеченца убил, то-то и радуется. И чему радуется? Дурак! Дурак!
– А ты убивал людей?
– спросил Оленин».
Да, служилый казак Терской линии Ерошка не мог не убивать. Но вот какое воздействие оказал на него вопрос любопытствующего юнкера:
«Старик вдруг поднялся на оба локтя и близко придвинул своё лицо к лицу Оленина.
– Черт!- закричал он на него.
– Что спрашиваешь! Говорить не надо! Душу загубить мудрено, ох, мудрено!
– Прощай, отец, и сыт, и пьян, - сказал он вставая». И ушёл Ерошка, видимо, опасаясь новых расспросов.
– Так вот, не странно ли, - сказал я, - что в середине прошлого века дремучий казак понимал и чувствовал: «Мудрено, ох, мудрено!». И не считал возможным говорить об этом даже с глазу на глаз со своим приятелем и даже во хмелю. А наш прославленный современник без всякого раздумья, сам, по доброй воле рассказывает в многомиллионной газете: «Я врага убил... Точнёхонько...» В спину...
А вообще-то этот ротный телефонист был фронтовиком не только беспощадным, но и загадочно невежественным в военном деле, не умел даже читать военную карту. Он писал: «Посмотрите на любые карты 1941 и даже 1944 года. Там обязательно 9 красных стрелок против 2-3 синих». Разумеется, это не обязательно: на разных картах разное количество стрелок тех и других, но главное дальше об этом: «Это 9 наших армий воюют против 2-3 немецких армий». Поняли, историк? Он считал, что каждая стрелка это обязательно армия, а на самом деле она означает направление удара или контрудара разными силами, вовсе не обязательно силами всей армии, тут может быть и корпус, и дивизия, и полк... Иногда под стрелкой это указывается. Да и по составу армии были различны: наши не превышали 70-80 тысяч человек, а у немцев – и 100, и 200, и 300. Например, 6-я армия Паулюса. И вот на основании своего невежества телефонист сделал вывод: «Мы немцев трупами закидали!» А не телефонными трубками?