Газета Завтра 195 (34 1997)
Шрифт:
Колоссальный заряд ненависти, сосредоточенно и умело вброшенный в ходе так называемой перестройки, убил не только советские ценности, которые кому-то казались мерзкими и убогими. Он убил саму способность существования, базирующегося на любых ценностях. Компрометация демократических ценностей и идеалов довершила “деаксиологизацию общества”. Сразу же нашлись умники, которые сказали, что сие есть благо, и главное — это йогурт и джинсы. Неграмотные полуумки из элитных институтов, контролируемых советской номенклатурой, ухитрились “освятить” своим банальным гонором такие процессы, которые в любом нормальном обществе были бы восприняты алармистски. Интеллигенция, чья роль как раз и состоит в том, чтобы производить ценности и создавать среду для их востребования, отказалась выполнять свои функции и сладострастно уничтожила ту основу,
Наследники “подрывателей основ” поступили иначе. Они хотели уничтожить пресловутого совка. И уничтожили. Дальше — что? Масса социальных симптомов говорит о том, что нанесенные “прорабами” повреждения носят фундаментальный характер. Подорвана ценностная и ценностно-производящая способность социума. Видимо, и бытописателям, и политическим игротехникам кажется, что это не главное. Что общество может жить без ценностей, оставаясь обществом. Но это не так! Общество без ценностей обществом не является. И Ельцин, и Березовский, и Коржаков, и Зюганов должны крупными буквами напротив своего рабочего стола записать банальную и суровую истину, подтвержденную всей историей человечества: “Миром правит невещественное”. Не дремлющие силы рынка, не миллиарды долларов, не тонны вонючего компромата и не воспоминания о колбасе за два двадцать — а невещественное. То, ради чего жертвуют. То есть ежеминутно спасают общество от социального коллапса. Если способность жертвовать утрачена, а Почитание самопожертвования (того ли, которое совершили облученные чернобыльские ликвидаторы или солдаты чеченской и афганской войны; того ли, которое положено белыми и красными на алтарь революции; того ли, которое было совершено Россией в величайшей спасительной войне ХХ века, или любого другого) превращено в Поругание — то общества быть не может.
Не могут люди, видя, что их погибшие товарищи проклинаются со всех телевизионных амвонов как имперские бандиты, вновь жертвовать собой, зная, что их будут проклинать. Не могут они отдавать свою жизнь и молодость, если им постоянно объясняют, что единственная их социальная функция — это наслаждение, получение любыми средствами максимума удовольствий за минимальное время. Не может вообще воспроизводиться жизнь на земле как жизнь Человека и Человечества в ситуации, когда идет такое расчеловечивание, такое отделение человека от ценностей, от того невещественного, в чем альфа и омега человеческого бытия.
Если государство — это просто рамка для элитного консенсуса, то не будет ни консенсуса, ни рамки. Тем более, что все понимают — дети наших сильных мира сего в армии служить не будут. Им, этим сильным, надо отдать своих детей. А они, сильные, и спасибо не скажут — просто выдавят из себя “э-бе-ме”. Если нет историко-культурной личности, которая воспроизводит себя через государство, и через которую человек получает бессмертие, воплощенное в его народе — черта с два вы получите армию, способную воевать. А без нее — ждите Басаева на Красную площадь. Ждите, пока его джигиты не развесят вас по всем столбам “первопрестольной”. И не надейтесь, что спасетесь в Ницце или в Лондоне. Достанут, найдут, накажут, оберут. И, честно говоря, правильно сделают. Проблема ценностей, причем ценностей живых и эффективно функционирующих — вот проблема номер один для России, стремительно двигающейся в сторону катастрофы. И решать эту проблему придется в недрах самой катастрофы, причем вряд ли эти решения окажутся купленными дешевой ценой.
Господин Баткин в качестве лечения болезни бесценностности бытия предлагает нам высокий постмодернизм. Мол, каждый сам как трагически мыслящая личность начнет заново и из ничего, используя культуру как материал, творить новые ценности. Этот творец — намерен ли платить? Ибо человечество в ходе истории платило за ценности страшную цену. И только потому эти ценности и были ценностями в высоком смысле этого слова. На халяву же творятся не ценности, а их ублюдочные (высоко- или низкоублюдочные — дело не в том) подобия и копии. И жить этим человечество не сможет. Если, конечно, оно будет человечеством. А не бесконечным воспроизводством того же самого “э-бе-ме”.
6. Есть ли альтернативы шутовству и цинизму?
Итак, мы существуем в неклассическом мире, мире Зазеркалья, мире, где поломаны нормальные общественные реакции, в мире искаженных ценностей и взорванных структур Идеального. Действовать в этом мире так, как будто он классичен, значит превращаться из героя в шута. Действовать, опираясь только на искаженные квантовые закономерности изуродованной реальности, на эти неизбежности странного мира — это значит легитимировать странность, отказаться от социальной критики, от неприятия этой реальности, то есть от того, что сегодня нужно как никогда. Как совместить несовместимое и пройти по лезвию бритвы? Я уже неоднократно писал об этом, говоря о единстве манифестации и игры как той парности, которая преодолевает как смешное следование классике в неклассическом мире, так и упоение Зазеркальем.
Это сложный путь, но другого нет. А идя этим путем, нам приходится отдавать дань игре, ибо она — реальность. И мы знаем, чем с этой точки зрения хорош Ельцин и почему его хотят скинуть на кол (а он еще бормочет про то, что упираться не надо.) Ельцин хорош тем, что он впаян в федеральную конституцию, которая мешает легитимировать распад.
Конечно, все будут бекать и мекать. Но ратифицировать независимость Чечни ни Дума, ни Совет Федерации не будут. Им это не выгодно и незачем. Кроме того, им хочется жить: и политически, и физически. А за такую ратификацию можно очень сильно схлопотать! Предупреждаем об этом! Не сейчас, так годика через два. Голосовать придется поименно. И отыскать голосовавших за распад России мы сумеем. В какой бы части земного шара те ни прятались. И всем это ясно, поэтому всем страшно это делать. Почти всем делать это невыгодно политически. А кое-кому даже стыдно. То же самое касается Конституционного суда. Так что вопрос об отделении Чечни повиснет в воздухе.
Но это не значит, что ельцинское “э-бе-ме-независимость” не несет в себе огромной угрозы. Масхадов уже сейчас рекламирует принятые в Москве решения как признание независимости Чечни. Опровержений из Кремля не следует. Это что значит? Что косвенно подтверждается осмысленность этого утробного “э-бе-ме-через-силу”. А это подтверждение вполне могут услышать на Западе и истолковать в пользу Чечни. Осенью Масхадов едет в Европу. А ну, как кто-то и признает? Та же Польша, например, сославшись на кремлевские “э-бе-ме”. Мы что, не помним, как это происходило с Литвой в 1991 году? Начнется эрозия конституции, которая и так уже дышит на ладан. Поэтому простить и спустить Ельцину его “э-бе-ме-независимость” мы не имеем права.
Но так запускается все же медленная эрозия. А вот в случае сброса Ельцина нет никаких гарантий, что победители устроят новые выборы, а не забабахают коллективные формы управления страной, сдвинув власть в сторону Совета Федерации и подорвав централистскую вертикаль президентской власти, которая еще как-то держит Россию. Хунту при нынешней конституции состряпать трудно, ибо первый среди равных сразу становится первым без равных. Этим-то она и хороша как цементирующее начало. Но этим-то она и мешает. И как только произойдет сброс Ельцина (если он произойдет), то понадобится титаническое усилие, чтобы заставить шакалов, грызущих тело заваленного медведя, оторваться от этого упоительного занятия и идти на выборы, выясняя, кто из них, шакалов, годится на роль медведя (ясно, кстати, что годных — вовсе не пруд пруди). При этом конституционные изменения начнут раскручивать со ссылками на преступления 1991 и 1993 года. В результате территория превратится в хлипкую кашу, в нечто вроде планировавшегося в 1991 году ССГ.
Вот почему уже сейчас надо со всей категоричностью отвергнуть все ссылки на конституционные изменения во имя восстановления справедливости и уважения к крови мучеников 1993 года. Как белые в 1918-1922 годах своим участием в гражданской войне и героическим сопротивлением помогли красным стать исторической силой и через эту историчность спасти разрушаемую страну, так и мученики 1993 года в высшем историческом смысле выстрадали ту конституцию, которую приняли их мучители. И именно обрушение этой конституции будет высшим проявлением игровой похоти нашей больной реальности, будет осквернением крови мучеников 1993 года. Такова парадоксальная правда истории. Та правда, на которую хотят посягнуть.