Газета Завтра 211 (50 1997)
Шрифт:
Эффект монументальности и вечности, на который был рассчитан, в частности “Краткий курс истории ВКП(б)”, здесь абсолютно снят. Дело в том, что “Краткий курс” - все же плод коллективного труда, тщательно отредактированный Сталиным. Поэтому я не счел возможным помещать его среди собственно сталинских сочинений. Целью моей работы - не скрою, работы тяжелой, но увлекательной, а потому и необременительной - было воссоздание реального, а не мифологического облика Иосифа Виссарионовича Сталина, потому что он при жизни был бесконечно далек от созданных усилиями всяческой пропаганды расхожих монументов и карикатур. В том, что многие склонны сейчас считать его великим, нет моей заслуги или вины. Я не считаю себя ни сталинистом, ни антисталинистом.
В.В. Я помню конец 70-х годов, когда портрет Сталина красовался на ветровом стекле каждого второго грузовика. Я помню конец 80-х годов, когда говорить о Сталине иначе, нежели о властолюбивом и кровожадном маньяке, растерзавшем страну, уничтожившем цвет ее населения,- считалось признаком “сталинизма”, какого-то извращения психики. Эти приливы и отливы в отношении к образу Сталина, эти колебания социально-психологической доминанты различных послесталинских периодов отечественной истории доказывают лишь то, что Сталин по-прежнему является фигурой знаковой, символической для нашего общества. В чем, по-вашему, заключаются причины этого символизма, и что символизирует Сталин сейчас, в декабре 1997-го от Рождества Христова года…
Р.К. Русский народ сегодня чрезвычайно унижен и все больше вгоняется в комплекс неполноценности. Налицо непрерывная деградация социального статуса людей и международного статуса государства. И это происходит по- тому, что все правители последних сорока с лишним лет занимались тем, что только использовали сталинские ресурсы, сталинские заделы. Сегодня эта кладовая близка к исчерпанию. И естественно, что память людей - даже бессознательно - обращается к тому времени, когда ситуация развивалась в ином, прямо противоположном, направлении. Ведь все величайшие достижения русского народа в этом веке: от создания современной индустриальной базы, культурного преображения и прорывов в науке, победы в Великой Отечественной войне и вплоть до выхода в космос,- так или иначе связаны с именем Сталина.
Ничего другого, более близкого и понятного для огромных масс людей, в нашей истории пока не существует. Ведь Ленина, а он тут бесспорный родоначальник, понять, даже нынешней “элите”, гораздо сложнее - это совершенно иной мир, иная культура, чем те, которые воплощены в сталинской эпохе. Если угодно, мир Ленина связан с двухвековым развитием русской интеллигенции, с двухвековым развитием рабочего класса, особенно питерского, выработавшего в себе точное классовое сознание. А мир Сталина, при всем его неоспоримом на сегодня значении,- это мир вчерашнего крестьянина и провинциала, вынесенного на вершину исторического творчества. Здесь больше традиционности, представлений об устоях, о власти и государстве, приспособленных к насущным задачам общественного развития, чем заранее выработанного теоретического взгляда, предвидения того, как будет двигаться дело. Причем это в большей мере относится даже к сталинскому окружению, к тогдашнему состоянию партии, чем к Сталину лично.
По множеству заслуживающих доверия свидетельств и оценок, Сталин чрезвычайно серьезно изучал все проблемы, по которым высказывался публично. К примеру, одним из упреков Хрущева Сталину была известная работа последнего “Марксизм и вопросы языкознания” - дескать, куда только ни залезал “отец всех народов” и “корифей всех наук”. Между тем, видные специалисты-языковеды, с которыми мне пришлось беседовать в последнее время, указывают лишь на одно серьезное несоответствие этой работы современным представлениям о языке: Сталин назвал основой русского литературного языка не московское, как считается сегодня, а орловско-курское наречие. Во всем остальном она, по их мнению, сохраняет научное значение.
В.В. Ричард Иванович, существуют
Р.К. Одной из немногих действительных ошибок Сталина было то, что он не подготовил себе достойного преемника, или, лучше сказать, надежный кадровый резерв. В условиях той политической системы, которая была сформирована при его участии и под его руководством, сей факт приобретал решающее значение. Сталин не успел этого сделать, хотя на последнем прижизненном съезде партии, XIX-м, по его инициативе был избран расширенный состав Президиума ЦК, куда вошли 25 членов и 11 кандидатов, в том числе молодые государственные и партийные деятели с большим интеллектуальным и политическим потенциалом. К сожалению, из-за скорой смерти Сталина эти люди не успели даже закрепить свои позиции на верху и были мгновенно перемещены, отправлены “набираться опыта” на второстепенные посты в регионах. Среди лично известных мне людей назову Юрия Андреевича Жданова - блестящего ректора Ростовского университета, главу основанного им Северокавказского центра Академии Наук. С конца 50-х до начала 70-х годов мне пришлось тесно сотрудничать с Дмитрием Ивановичем Чесноковым - бывшим членом Президиума ЦК, который “ссылался” в 1953 году в Горький. Причем никакой внятной причины Хрущев ему назвать не сумел: есть мнение - и все. Именно Чеснокову Сталин за день-два до своей кончины сказал по телефону: “Вы должны в ближайшее время заняться вопросами дальнешего развития теории. Мы можем что-то напутать в хозяйстве. Но так или иначе мы выправим положение. Если мы напутаем в теории, то загубим все дело. Без теории нам смерть, смерть, смерть!..”
Конечно, Хрущева понесла на своих плечах все та же масса работников партийного аппарата, которые привыкли иметь вождя и не привыкли к разным приятным мелочам, связанным с его отсутствием. Тем более, что тут были и коммунизм к 1980 году, и “догнать и перегнать Америку”, и был потенциал развития, который начал проедаться именно при Хрущеве. К 1964 году вождь был уже не нужен, а нужен был сторож, который не мешал бы “своим” пользоваться складом. Через двадцать лет грань между “своими” и “чужими” стерлась окончательно. Да, это был феномен мелкобуржуазности, к которому мы были слишком снисходительны.
В.В. Мог ли, по-вашему, Андропов повернуть развитие ситуации, продлись его правление несколько лет?
Р.К. Трудно сказать, но то, что Юрий Владимирович подходил к ситуации чрезвычайно здраво и критически - очевидно. Потенциал у него был, сравнительно с другими властителями страны, по моим личным впечатлениям, очень серьезный. Но сослагательного наклонения нет ни у истории, ни у философии. Зато есть будущее.
В.В. И что ждет в будущем нашу страну?
Р.К. Ну, спросите что-нибудь попроще. В двух словах обрисовать проблему нельзя, но реально мне лично видятся три варианта.
Первый - присоединиться к гигантам государственно-монополистического капитализма, увеличить “семерку” до “восьмерки”. Но этого не допустят США и их “золотые” союзники, заинтересованные в России только как в объекте нового раздела, только как в колониальной стране - источнике энергоресурсов, сырья и дешевой квалифицированной рабочей силы. Не случайно они так хлопочут о нашем (но не своем!) всестороннем разоружении, подавлении советского и русского духа, стремятся придавить РФ броневой плитой НАТО.