Газета Завтра 213 (52 1997)
Шрифт:
Это хорошо бы знать нашим защитникам всяческих прав человека. Попробуй у нас арестуй человека по такому ничтожному поводу…
У нас и американского шпиона, пойманного с поличным, оправдывает даже государственное телевидение. А ведь мнимый специалист по телефонам, задержанный на юге России, тоже не указал в анкете наличие у себя спецаппаратуры.
Может быть, надо было Ричарда Блисса обменять на Александра Таранцева?
Но возникает другой вопрос, а кому все же нужен в США президент ЗАО “Русское золото”? По чьей наводке арестовывали в США сначала Япончика, затем Таранцева? Этот “дворовой капитал”, контролирующий в России
“Дворовые ребята” — от мэра из Кузбасса Конюхова до представительнейшего Александра Таранцева — постепенно становятся реальной экономической силой в нашей стране, но они напрочь отсекаются от коррумпированно-реформаторской системы власти.
Они поневоле становятся русским фактором развития. Вспомним, как в кинофильме “Брат” Данила Багров трясет американцев: никчемная ваша Америка, и скоро ей конец придет… Так, выразив свой протест униженного и оскорбленного, киногерой отправляется на новую кровавую разборку… Режиссер Балабанов не выдумал эту тенденцию, он подсмотрел ее в жизни. Да, Александр Петрович Таранцев сидел дважды, провел в зоне девять лет. Да, выйдя на свободу в 1989 году, он показал себя как крупнейший организатор, коммерсант и благотворитель. Его “Русское золото” контролирует шесть крупнейших вещевых рынков столицы, среди них Митинский и Тушинский. Есть свой банк, своя рекламная сеть, свои павильоны на ВДНХ. Таранцев щедро помогает Православной Церкви, проводит детскую Олимпиаду в Москве, снабжает техникой московский ОМОН и ГАИ, оплачивает лечение раненых солдат… Получает благодарность от министра внутренних дел России Анатолия Куликова.
Он неоднократно выступал в печати, делился своими мыслями, как спасти Россию…
Если это все — теневая экономика, то как прикажете называть экономику по перекачке гонораров за ненаписанные книги — стаей высокопоставленных жуликов? Как прикажете называть проворовавшихся генералов? Каким образом доходы от перевозки истребителей из Иркутска во Вьетнам оседают в тех же США?
Мне кажется, что в нашей перевернутой России сегодня вышедшие из тюрем криминальные таланты оказываются чище и надежнее, чем бывшие члены Политбюро и бывшие генералы КГБ…
Поразительно: если криминальный бизнес у подобных “дворовых команд” сосредоточен исключительно в России, то почему и зачем их уже столь часто арестовывают за рубежом? По крайней мере, сам надуманный арест по столь незначительному поводу, но со столь значительными выводами, у меня вызывает активный протест.
Чем “Русское золото” так напугало США? По чьей высокопоставленной просьбе из России и в обмен за какие услуги американские службы решили приостановить деятельность хозяина “Русского золота”? Почему в самой России не нашлось компромата на этого богатейшего коммерсанта? Или здесь его побаиваются? У кого в США столь крепкие связи, что по надежным каналам передается надлежащая информация на ненужных конкурентов и осуществляется их арест?
Мы попробуем выйти на самого Александра Таранцева во Флориде и сделать с ним беседу. Раскрыть секрет “американской ловушки”.
А нашим консульствам в США мы бы хотели напомнить, что их прямая обязанность — защищать в США интересы всех граждан России, попавших в сложное положение. Поучитесь у США или у Франции, как надо
Я звонил в “Русское золото”, оно по-прежнему работает, уверено в благополучном исходе дела и проклинает Америку и ее российских лакеев… Давно пора!
Юрий Красавин
Нашему товарищу и автору, русскому писателю Юрию Красавину исполнилось 60 лет. От души поздравляя юбиляра, публикуем его новый рассказ.
МЫ ПРИШЛИ СЮДА В ПОЛНОЧЬ — к небольшому насыпному холму, заросшему жесткой травой, на котором стоит опора высоковольтной электролинии. Мы давно приглядывались к ней, еще с лета. Все нами было уже обсуждено, все взвешено и оценено, можно подниматься молча, не говоря ни слова друг другу. Так-то оно и лучше было бы, и по пути сюда я попросил жену:
— Пожалуйста, не будем толочь воду в ступе… Если у тебя есть еще что-то сказать, то давай сейчас, чтоб потом не тратить силы.
— Нет! — она прибавила шагу. — Я хочу одного: чтоб мы поскорей пришли, поднялись на эту чертову опору и… чтоб кончилось все поскорей. Я устала.
Меня озадачивала ее решимость. Кажется, этой решимости в ней было больше, нежели во мне самом; а я не испытывал ни малейших колебаний. Сила духа, неожиданно проявившаяся в жене моей, была замечательна, принимая во внимание наши чрезвычайные обстоятельства.
И вот мы пришли, поднялись на мост, как на лобное место. Над нами была эта опора, высоченная, — метров сто, небось, высотой. Давеча днем я приходил сюда и внимательно еще раз осмотрел ее: четыре “ноги” упирались в крепкую, щебнистую землю, скрывавшую бетонный фундамент; ввысь поднимался четырехгранник из стальной арматуры, стройный, постепенно сужающийся к небу. Опора казалась легкой, ажурной; почти на уровне облаков она держала гирлянды изоляторов и провода, которые тяжко провисали над Волгой, протянувшись к такой же опоре на другом берегу.
Довольно легко я добрался до первой площадки — тут место как раз для двоих, можно постоять или даже посидеть на корточках. Мы и постояли, когда верная моя спутница поднялась сюда.
— Нам ведь не обязательно до самого верха, — сказала она. — Можно хоть бы и с четвертой или пятой площадки — это достаточно высоко, верно?
— Ты лентяйка, — укорил я ее. — Все-таки надо подняться до седьмой, как намечено.
СЕМЕРКА всю жизнь сопутствовала мне. Я родился седьмого января, первый рассказ опубликовал седьмого марта, первую повесть — в седьмом номере журнала… и вообще очень многие события моей жизни так или иначе означены этим числом.
— Ты прав, — согласилась она, — чем выше, тем лучше — чтоб уж наверняка.
Я стал подниматься дальше, жена следовала за мной. Стоя на второй площадке, я поймал ее за руку, чтоб помочь.
— Не надо, — сказала она, — я сама.
Сомнение мучило меня: не слишком ли велико испытание для нее? Выдержит ли?
— Знаешь, что мне это напоминает? — сказала она, становясь рядом. — Помнишь, как мы с тобой карабкались на гору… к той часовне, что над Красноярском. Мы сидели там… разулись… было тепло. Я удивляюсь, отчего у тебя такие худые и бледные ноги, как у покойника. Мне они ужасно не понравились, однако на твой вопрос: “Ты пойдешь замуж за меня?” — я ответила, ни секунды не колеблясь: “Пойду”. Нет-нет, я не раскаиваюсь, ты не подумай!