Газета Завтра 244 (83 1998)
Шрифт:
– Это я специально, - проявил отец небывалую ясность ума: - Кому надо, найдет!
По пути на электричку я обнаружил еще два-три точно таких же закодированных объявления! И дальше ехал уже спокойным за отца, в дни потрясений все-таки исполненного ожидания той настойчивой, которая прошерстит два многоэтажных дома, но найдет его, еще крепкого, хотя и с палочкой…
Ночью я ввалился к другу, живущему на Арбате. Тот сидел перед включенным телевизором и транзисторным приемником и знал о происходящем лучше меня. От друга же, несмотря на поздний час, я позвонил Б.
– просто набрал номер по инерции. И к полному изумлению, мне ответил его бодрый, оптимистический
К рассвету я захватил боевой люд на площади, которая скоро получила соответственное название “Свободы”, в ликовании. И так воистину романтически, чисто светились глаза! Лица были одухотворены, полны чувства значительного!.. Во многих, если не в большинстве из ратников новых свобод, угадывались представители НТР с их характерными очечками, аккуратными бородками, гладкими стрижками. Они в эти дни оказались самым революционным классом; тогда им, будущим челнокам, рыночным торговцам или даже создателям АО, наверное, мерещились честно защищенные диссертации, открытия, признание!..
Празднично гремела музыка! На высоком крыльце “Белого дома” - название, также появившееся в те дни - раскованно и грациозно танцевал парень. Восторг!.. Наиболее активные или непримиримые вскрывали люки брошенных бронетранспортеров, зарили, раздавали патроны на сувениры подоспевающим с разных концов горожанам или, точнее - россиянам.
Взял и я патрончик. Но в электричке, по пути восвояси, стал он мне мешать, как дурной знак. Да и не хотел я, чтоб он лежал у меня дома! Выкинул я его из окна в траву.
Я подходил к дому, представляя чувства отца. Как бы там ни было, советская эпоха - это вся его жизнь! Воззвания ГКЧП - еще и возвращение признания ее ценности…
– Ха-ха!
– раздался все тот же мощный хлопок в ладоши, едва я раскрыл двери: - Все! Конец ГКЧП!
– раскинул отец пятерни.
– Ну теперь им Ельцин хвосты накрутит!..
ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЬКУ ОТЕЦ УЕХАЛ, ибо, ко всем прочим разочарованиям, у нас еще и погода “завшивела”… Объявления его еще долго висели по всему городку, шелестя на осеннем ветру отклеивающимися концами. Не поторопись он - и в нашем городке обрел бы так необходимое ему право голосовать: две старухи по этим его объявлениям все-таки приходили! Но он уже нашел себе спутницу жизни в любезных ему южных широтах, где, видимо, “той” старухи, как арбузов на бахче!
Я в его краю, под Ташкентом, оказался два года спустя. Был у меня всего день. Полуобморочный от сорокоградусной жары, нашел нужный дом, квартиру. Писем от отца не было с полгода, что не в его характере, поэтому нажимал звонок я с некоторой опаской: над годами никто не властен… Дверь открыла невысокая костистая старуха, видно, из сибиряков, которые здесь составляют большинство русского населения. На мои слова она потянула голову и подставила ухо.
– Александра Степановича!
– прокричал я.
– На кладбище, - махнул она и жалостливо склонила голову на бочок.
Неужели?!
– Я сын его! Сын! Из Москвы…
Она, всплеснув руками, пошла впереди. Шагала споро, бодро.
Кладбище оказалось рядом, за ближайшими домами.
– В лихую годину родилась Авдотья Никитична!..
– раздавался над могилами, сотрясая жару и сам вечный покой, зычный знакомый командный голос. Родной.
Отец стоял во главе похоронной процессии.
– Всю жизнь она бережно хранила любовь к земле великой среднерусской Смоленщины, - взмахивал он рукой на манер полководцев, - но последний приют нашла в земле братского суверенного Узбекистана!
Увидел меня, распахнул обе руки, подняв и неизменную лыжную палку.
– Господа-товарищи, ко мне приехал сын, представитель России, - торжественно меня обнял как представителя.
Его нагнала женщина, стала давать ему деньги.
– Не надо мне этой дряни, - отмахивался отец. Но женщина все-таки сунула ему свернутые бумажки в карман.
– Деньги - говно, - продолжал по пути тему отец.
– Могу зарабатывать. Три семьи кормить! По два-три раза на дню приглашают на выступления. Денег иные дают немерено, я стараюсь не брать! Суют!..
– Красненького взять?
– подсуетилась заискивающе старушка.
– Мои дети не пьют!
– прибил отец нас со старушкой к земле.
– Глухая совсем, а выпивает! Сошлись - еще вроде слышала все, а сейчас глохнет и глохнет!..
Еще бы!..
Старушка пошла домой, а мы с отцом прямиком отправились на рынок. Никогда не считающий деньги, отец рядился за мелочь до ругани. Дыни царапал ногтем, проверяя зрелость, и почти каждому из торгующих давал нагоняй за то, что рано сорвали или долго везли… Это было время, когда по всей нашей распавшейся стране катились волны националистических распрей. И я ждал, что кто-то из продавцов-узбеков скажет: дед, дуй в Россию и там указывай! Ничего подобного! “Аксакал понимает”, - уважительно кивали они головами. Наконец он выбрал две дыни. Жара меж тем вошла в полную полуденную силу. Ладно бы, если мы были где-то в селе, среди деревьев и саманных домиков. Но в центре города, где от зноя исходит пеной асфальт, едва поспевая за отцом, я взмолился:
– Как ты можешь тут жить?! Дышать же нечем!
Родившийся за год до Первой мировой, переживший на веку несколько войн, революций и социальных формаций, в умопомрачительную жару шагая размашисто впереди с лыжной палкой и семикилограммовой дыней, он огласил окрест:
– Я могу - хоть в валенке дышать!
[gif image]
Валентин Курбатов ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ ( Заметки с кинофестиваля “Золотой витязь” )
МЫ СТОЯЛИ с Александром Казинцевым на борту теплохода “Маршал Кошевой”, глядели на Днепр, слушали, как соловьи в прибрежных кустах перекрывают машины теплохода, и говорили, что вот пройдет еще два дня, вернемся по домам и не поверим, что все это было в нашей жизни - этот Седьмой международный кинофестиваль “Золотой витязь”, это десятидневное плавание от Киева до Севастополя и обратно, эти встречи, просмотры, черные южные ночи с неузнаваемым небом, эти остро вспыхивающие споры и счастливое их разрешение “при участии” сияющего моря, теплого ветра и долго летящих за кормой птиц.
И вот эти дни миновали, и уже надо в дневник заглядывать, чтобы восстановить самое живое и важное душе в минувшем фестивале. Очевидно, мое “важное” лежало в другой стороне, чем “важное” президента Международного объединения славянских и православных народов Николая Бурляева, представителя московской Патриархии отца Виктора Петлюченко, актрисы Барбары Брыльской, и начни мы делиться впечатлениями, могло бы показаться, что мы были на разных фестивалях, но я знаю, что и моя периферийная точка зрения - вполне равноправный осколок общего зеркала.