Газета Завтра 770 (34 2008)

Газета

Но вдруг заметил тень зловещую,

Лежавшую вокруг меня.

С гигантоманскими понятьями

Порвал я — и со всех сторон

Своими маленькими братьями

Был дружелюбно окружён.

Оставил безо всякой жалости

Я в прошлом свой огромный рост —

Ведь лишь дойдя до крайней малости,

Читать мы можем книгу звёзд.

И вижу в ней как на ладони я:

Жалеть о прошлом глупо мне;

Моё величие — в гармонии,

А не в длине и толщине.

***

От преуспевших программистов

Меня давно уже тошнит.

Для куртуазных маньеристов

Несносен их унылый вид.

У них пергаментная кожа

С прыщами красными на ней.

Мы, старики, и то моложе

Столь

чуждых радости парней.

Мы не желаем брать уроки

Кибернетических наук,

Зато из нас не тянет соки

Коварный мировой паук.

Он тянет их из программиста,

И тот не зря такой дохляк.

Бывало, выпьет граммов триста,

И сразу без сознанья — шмяк.

Конечно, в кибербесовщине

Мы совершенно ни бум-бум:

Мы, как положено мужчине,

Во всём надеемся на ум.

В столице мы — большие боссы,

И всё благодаря уму,

И очень важные вопросы

Разруливаем потому.

А также льнём к приятным дамам,

С мужчинами спиртное пьём,

И вообще не по программам,

А по понятиям живём.

Я из понятий тех суровых

Здесь приведу всего одно:

Киберлюдей яйцеголовых

Быть рядом с нами не должно.

А если кто змеей проникнет

В наш кргу, пропахший шашлыком,

То жди, когда он что-то пикнет,

А после — действуй кулаком.

***

Зачем Господь слепил котов

С их тяготением к разврату?

Ведь кот на то всегда готов,

Что проклял сам Господь когда-то.

Всё, что неправильно лежит,

Кошачьи привлекает души.

Посмотришь — слямзил и бежит,

Зачем-то прижимая уши.

Их пробовали избивать,

Бранили так, что уши вянут, -

Всё бесполезно: воровать

Коты вовек не перестанут.

И те просторы, что страной

Когда-то добывались с боем,

Теперь коты между собой

Всё время делят с мерзким воем.

Куда ни глянь — везде коты,

Уже на улицу не выйдешь,

А внутрь себя посмотришь ты -

И в ужасе кота увидишь.

***

Не знать историю Китая

Не вправе русский человек,

Ведь, беллетристику читая,

Такого не узнать вовек -

Про то, как сами же китайцы

Разворовали весь Китай

И разбегались, словно зайцы,

Услышав возгласы «банзай!»

Они прислушивались мало

К любым осмысленным словам,

Покуда председатель Мао

Не стал их бить по головам.

Чем в душном клубе до рассвета

Торчать, как полный идиот,

Ты лучше прочитай про это,

Про эпохальный поворот —

Про то, как крепло производство,

Как шёл за урожайность бой,

Про то, как все китайцы сходство

Приобретали меж собой.

А если клуб тебе дороже,

То знай: придут такие дни,

Что желтизна пойдёт по коже

И глазки сузятся твои.

Тогда ты синий френч натянешь,

Полюбишь водку «Маотай» -

Короче, сам китайцем станешь.

Не хочешь? Ну тогда — читай.

2005-2007

Руслан Бычков АПОСТРОФ

Эрнст ЮНГЕР. Ривароль. — СПб.: Изд-во "Владимир Даль", 2008. — 296 с.

Эрнст Юнгер как автор, пожалуй, не нуждается в излишних представлениях… А вот герой разбираемой книги Юнгера — практически забытый французский консервативный мыслитель времён Великой французской революции граф де Ривароль — не только что нуждается в пространном "представлении" (таковым "представлением" фактически и является книга Юнгера, содержащая, помимо биографического очерка, ещё и переведённые Юнгером на немецкий "максимы" Ривароля), но и, как правильно отмечают издатели, "может показаться экстравагантным" начинание издать "двойной перевод (с французского на немецкий и с немецкого на русский)", сего полузабытого мыслителя, "поскольку при двойном переводе неизбежно теряются своеобразие и аромат оригинала". Тем не менее, предпринятый

опыт нужно признать весьма удачным: не столько из-за самого Ривароля, сколько именно из-за "Ривароля в художественной интерпретации Юнгера". Избирая предметом своей книги Ривароля, сам Юнгер проявил себя не просто как одарённейший писатель (здесь его репутация несомненна), но как незаурядный читатель. А "читать книги", надобно доложить, это умение, доступное далеко не всем… "Очевидно, представляемый текст следует рассматривать как рефлексии самого Юнгера, точнее, текст нельзя рассматривать как исторический документ или чётко выверенное аутентичное свидетельство современника (Ривароля) о Великой французской революции и её духе. Скорее, это Ривароль через призму воззрений и метафизических предпочтений самого Юнгера. По крайней мере, весьма квалифицированный историк, немецкий специалист по истории Франции эпохи Великой революции Герберт Люти весьма критически оценивал этот перевод Юнгера. По мнению Люти, из элегантного рационалиста Ривароля Юнгер сделал мистика наподобие Гамана или невразумительно бормочущего о чём-то своём Хайдеггера" (О.Пленков)… Однако подход Юнгера нам представляется чрезвычайно плодотворным. Извлекая из полузабвения фигуру автора, "стремившегося противостоять Революции в стадии её зарождения", Юнгер с необычайной остротой ставит вопрос о природе консерватизма как такового. "Выражение "консерватор" не принадлежит к числу удачных словообразований. Оно соотносит человеческие характеры со временем и ограничивает волю человека стремлением удержать отживающие формы и состояния. Но тот, кто ещё хочет что-либо сохранить, сегодня заведомо слабейший". Сегодня в России наблюдается своего рода "повышенный спрос" на "консерватизм": имена русских консервативных мыслителей типа Победоносцева, Ильина, Солоневича прочно заняли своё место в "фундаментальном лексиконе" Власти (власти, от которой, заметим, названные мыслители, скорее всего, отшатнулись бы, как от диавольской пародии на исповедуемые ими идеалы!). Тем более полезно вчитаться в суждения Юнгера: "Стремление удерживать неудержимое обрекает консервативную критику на бесплодие, которое часто сопровождается великолепием и утонченностью ума. Мы словно входим в полуразрушенные дворцы, уже никем не заселённые. Именно такое чувство пробуждают сегодня труды Шатобриана, де Местра, Доносо Кортеса, а равно и Берка, столь сильно повлиявшего на немецких романтиков. Быть может, ведомый тем же чувством, Ницше сформулировал свой парадокс: то, что падает, нужно еще подтолкнуть; ведь планирование и в самом деле должно предшествовать возведению зданий. На том же основании ещё Леон Блуа называл себя "устроителем работ по сносу", но сегодня и ему пришлось бы закрыть своё предприятие.

Мы и сегодня можем видеть молодых людей, занятых бесплодными попытками восстановить, к примеру, монархию. Французы в этом отношении уже прошли хорошую школу, и всем нам следовало бы успокоиться в эпоху, когда больше нет ни монархов, ни подходящих для монархии народов. В столь бурные времена доминирует решительный и волевой дух, который как раз в старых семействах искать напрасно. Ныне сомнений не вызывает только то, чего удаётся добиться на деле. Жаль, но ввиду этого наследственная власть теряет силу. Харизма передаётся по наследству, удача — нет".

Чтение Юнгера способно поспособствовать пониманию того, что "консерватизм", озабоченный только лишь сохранением status quo (тем более, ежели оно в корне противоречит "тому, что не подвластно времени"), не имеет никакой ценности и, что столь же важно, не имеет и подлинной силы… Подлинный "консерватизм" (или лучше сказать — традиционализм) — это "не пристрастие к тому, что было вчера, а… жизнь на основе того, что всегда действенно" (Альбрехт Эрих Гюнтер). Исходя из такого понимания консерватизма, можно проповедывать, как это и делал, кстати, сам Юнгер, самую настоящую Революцию. Консервативную Революцию. Ведь, как утверждает Юнгер, "быть всегда действенным может только то, что не подвластно времени. Неподвластное времени сохраняет свою действенность, даже если с ним не считаются, причём в последнем случае — действенность самую пагубную". В бесплодных попытках восстановления отживших форм или в столь же бесплодных покушениях "удержать неудержимое" так легко разными "консерваторами" забывается (из прагматических целей) то, что "лежит вне времени", но подлагает основу всякого жизнеспособного Порядка. Но пренебрегаемая Священная Традиция способна "отомстить" за пренебрежение к себе. И отомстить образом самым "пагубным"…