Газета Завтра 815 (79 2009)
Шрифт:
Пётр Михайлович пересчитал все свои реализованные, подаренные (таких было немного) картины на 30 тысяч. В долларах. Полученная (только на бумаге, что и угнетало художника) цифра убивала наповал. Миллионер! Долларовый! И что этому мешает? Только отсутствие этих самых долларов, недодаденных приобретателями картин. Грабители! И государство, и так называемые друзья!
Восстановить справедливость в такой ситуации просто необходимо! И акция по этому действию началась. С государства, купившего в своё время картины для оформления Домов культуры, для провинциальных художественных галерей, не стребуешь: оно даже по долгам сберкасс не отвечает. С чужих людей, купивших в свое время картины у Петра, тоже не возьмёшь долг разницу с 30 тысячами долларов. А вот с друзей… Петр Михайлович
Каждый день П.М. думает о том, как бы он сейчас процветал, плати ему в своё время за каждую картину по 30 тысяч долларов! Сколько бы он смог, подгоняемый таким существенным стимулом, нарисовать и соответственно денег получить! Разве были бы сейчас у него, миллионера, проблемы с высокими платежами за мастерскую, за квартиру? Разве пришлось бы продать машину, содержать и ремонтировать которую не стало невмоготу? Да при таких деньжищах он бы свой салон купил. Ездил бы по миру да рисовал в своё удовольствие. То и дело Пётр Михайлович, пребывая в себе, словно что-то уме считает, и сам, судя по мимике, этим цифрам ужасается.
Картины он прекратил продавать, потому что меньше, чем за 30 тысяч, продавать не желает (научен на всю жизнь!). То есть доходов нет никаких! Пусть лучше никаких, чем прежние!
Однажды проданная за 30 тысяч долларов картина стала обратной стороной медали, перевернула всю жизнь Петра Михайловича, лишив покоя, сна, друзей, счастья.
Геннадий Сазонов СТАРЕЦ
На тихой окраине областного центра синий дом за невысоким забором стоит прямо у дороги. Здесь все, как в деревне. Калитка открыта, прохожу; четвероногий страж с лаем и на дыбы - не пускал. Дожидаюсь кого-нибудь. Наконец, на собачий гам вышла невысокая старушка и, узнав о просьбе, проводила в одну из комнат.
В чисто убранной светелке у окна за столом сидел старец, отец Николай. Он пребывал в глубоком размышлении (едва шевелил губами, держал в пальцах просфору), отчего лицо хранило отрешенность. Но тут же оживилось, когда увидел гостя, охотно согласился поговорить.
Большие выразительные глаза, церковная одежда, шутки-прибаутки, неунывающий вид, добрый смех - все свидетельствовало о его незаурядности. Да, так! Протоиерей отец Николай (в миру Кулаков Николай Алексеевич) более 60 лет посвятил служению в храмах Божиих в разных селах и городах центральной России. Ему выпала непростая миссия сохранять традиции православия.
Родился в деревушке на реке Кубене Харовского района Вологодской области. В семье священнослужители были в нескольких поколениях. Он показал мне старинное фото, где запечатлен дедушка отца Николая - священнослужитель в окружении родных. На другом фото - портрет начала прошлого века священника Анатолий, тоже родственника; до революции - духовника Вологодской духовной семинарии. После закрытия семинарии отец Анатолий ушел служить в отдаленный приход, позже его убили…
Отец Николай прервал на минуту беседу, достал большой крест, украшенный цветными камнями.
– Это мне досталось наследие от папы, - пояснил.
– А ему, наверное, от дедушки. Крест хранится в нашей семье как главная реликвия.
Мать Екатерина Анатольевна, отец Алексей Иванович - верующие. Алексей Иванович, продолжая семейное дело, был рукоположен в сан священника и служил в одном из харовских приходов, позже - в храме деревни Шалоты в Вельском краю. Оттуда в 1945 году его перевели в Грязовец.
Младший Кулаков как-то шел в сторону собора и увидел картинку. Молодые ребята окружили отца Алексея (он узнал родителя по длинным волосам), не пускали проводить службу. Что такое, понимаешь ли? Видимо, активисты-атеисты старались. Николай с друзьями выручил папу. В те годы отец Алексей проводил службы в соборе, а в Крестовоздвиженской церкви тогда сани колхозные ремонтировали…
Как и большинство сверстников, Николай вступил в комсомол. Но больше его тянуло в храм. В 1946 году на Рождество Христово организовал с товарищами, приехавшими из округи, даже со станции Бакланка, Крестный ход. Родитель, отец Алексей, перепугался: все-таки комсомольцу нельзя показывать себя верующим.
"Нельзя" уже не действовало, сын хотел продолжить семейную стезю. Вместе с будущей женой Анной стал ходить в село Чернецкое, недалеко от города. Там проходили службы в Успенской церкви.
– Ее не закрывали в самые страшные годы гонений, - говорила Анна Михайловна.
– Когда приезжали закрывать, какая-то добрая женщина из сельсовета брала ключи от храма и уходила в лес пережидать. Когда открывали храм для богослужения, ничего не было взято, все сохранялось: облачение, даже кагор старый был! Все было, все!
В ту пору в Чернецком служил священник отец Семен, земляк Кулаковых. В прежние годы он был игуменом Семигороднего монастыря. Когда обитель в Семигородней разорили, отца Семена упекли в тюрьму, он долго сидел. Во время Великой Отечественной войны вновь открывали храмы, о нем вспомнили и направили служить в Чернецкое. Общение с игуменом, отцом Семеном, укрепило Николая в выборе жизненного пути. Но в Грязовце осуществить задуманное было сложно, и он уехал на север, на берег Белого моря.
5 июля 1951 года Николай Кулаков решением архиерея был назначен дьяконом в Соломбальскую Святого Мартиниана церковь города Архангельска.
Отсюда начался его путь служения Богу.
Через полгода Николая рукоположили в сан священника в той же церкви. А в 1953 году направили настоятелем Никольской церкви Красноборского района Архангельской области.
Чтобы представить условия, в которых приходилось служить, приведу воспоминания матушки Анны Михайловны:
– У нас уже были дети, одной девочке два годика, другой - девять месяцев. Как добирались - целая история. Ехали на поезде, летели на самолете, ехали на лошадях. Вошли в нежилой дом в феврале месяце. Женщины топят печь, изба полна дыму, мама сидит на пороге и плачет: "Куда вы меня привезли?" "Ты, бабушка, не плачь, - говорят ей женщины, - у нас хорошо, вот попривыкните…"
Устроились на ночлег, легли, а к утру волосы примерзли к стенке - такой холод был…
Хлопоты сельского священника не ограничивались храмом, к нему приходили домой и по делу, и за советом. И никому отец Николай не отказывал. Из Наволока, местечка на Северной Двине, где была Никольская церковь, перевели в Вельск, а вскоре Кулаков оказался в Тверской (тогда Калининской) епархии. Здесь он служил в разных приходах: в селах Суходол, Сутуки, в городах Бежецке и Кувшинове. Два с половиной года отец Николай был священником в старинном городе Торопце. Как-то тамошний председатель райисполкома зашел и говорит отцу Николаю: "Что-то у вас иконы расположены не так!" Священник едва сдержался. Как это иконы должны быть расположены так, как того желает председатель райисполкома? Абсурд! "Не расслышал, что вы сказали?" - ответил священник представителю власти. Тот покраснел и промолчал.