Газета Завтра 864 (23 2010)

Газета

Основная мысль, которую последовательно проводит отец-игумен в своем послании, — не хитра: войну выиграл не Сталин, но народ. Надо сказать, что сие, мягко говоря, искусственное умозаключение, стало частью официальной доктрины современного российского государства, выстроенного по принципам буржуазной демократии.

Упорное нежелание определенных лиц признать очевидный и неоспоримый факт, что войну с гитлеровской Германией выиграл сталинский СССР, ведет ко всякого рода смысловым вывертам, интеллектуальному и лексическому абсурду.

Так, игумен Филипп уверяет, что не благодаря, но вопреки Сталину "войну выиграл наш многонациональный народ". Но что за народ такой — "многонациональный"? По всей видимости, за этой удивительной идиомой скрывается определенное устоявшееся в истории понятие. Но тогда почему батюшке не сказать бы в простоте: "войну выиграл советский народ…" Правда, подобная фраза имеет законное продолжение: "…под руководством товарища Сталина". Но этого как раз не хочется, отсюда паллиатив — "многонациональный". Впрочем, быть может, отец Филипп, говоря, что победил "наш многонациональный народ", имел в виду что-то еще?

Говоря, что победил народ, отец Филипп вносит в историю путаницу, несколько сглаженную канцелярским гладкописанием. Если один народ победил, значит, другой народ — проиграл. Стремясь к сугубой политкорректности, отец Филлип подводит нас к жёсткому позиционированию: "Войну проиграл не Гитлер, а немецкий народ!" Можно еще добавить: "Немецкий народ проиграл войну вопреки военному гению фюрера!" Поскольку одно с другим не вяжется, определитесь, батюшка: кто, у кого и вопреки чему…

Читаем далее: "Войну выиграл наш многонациональный народ, ведомый любовью к Отечеству, вплоть до положения живота своего". Но ведь и героические защитники Севастополя в 1854-55 годах, и бесстрашные моряки крейсера "Варяг" в 1904 году шли на смерть за царя и Отечество! Однако и Крымская, и Русско-японская войны были Россией позорно проиграны! Получается, что в советское время народ обладал исключительными для русской истории жертвенностью и патриотизмом.

Именно это следует из слов отца Филиппа, который неумело старается удержаться в рамках идеологического курса, провозглашенного нынешними светской и духовной властями.

Послание из Отдела внешних церковных связей могло бы восприниматься как бюрократическая отписка, набитая под завязку пропагандистскими штампами, если бы не ряд мучительных и серьёзных проблем, неосторожно затронутых игуменом Филиппом, Обращение к данным вопросам обнаруживает куда более серьёзный дефект данного текста.

Приводя "пораженческую" цитату Владимира Ленина, Филипп изобличает в последнем открытого и последовательного врага самодержавия. Врага, но не предателя.

6 марта 1917 года Священный Синод опубликовал послание, в котором "принял к сведению и исполнению" акты об отречении от престола Николая и Михаила Романовых; отменил обязательное упоминание во время церковных служб имени императора и постановил "возносить моления о благоверном Временном правительстве". По воспоминаниям очевидца, "в адрес Синода и обер-прокурора потоком пошли телеграммы, обращения, послания, приветствия, в которых православные архиереи и духовенство дружно проклинали "самодержавное прошлое", над которым "свершился суд Божий и грозный суд народной воли", а Россия "воскресла для жизни новой на святых началах братства, равенства и свободы".

Владыка Амвросий — единственный епископ, не принявший февральский переворот, — был уволен и сослан. "Историческая Россия", о которой так проникновенно пишет отец Филипп, закончилась не в октябре, а в феврале 1917 года. И в её низвержении участвовали и духовенство, и верхушка армии. Как справедливо пишет авторитетный историк, "в феврале 1917 года огромное количество военачальников и высших иерархов Церкви не только повели себя по-человечески подло, но и совершили клятвопреступление". Даваемое ими личное "клятвенное обещание" было нарушено. В нём они клялись "о ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благонамеренно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатися", в котором они обязались "себя весть и поcтупать, как верному Его Императорского Величества подданному благoпристойно есть и надлежит и как я пред Богом и судом Его страшным в том всегда ответ дать могу" и которое они заканчивали словами "целую слова и Крест Спасителя моего. Аминь" и целованием.

Политические последствия февральского переворота общеизвестны: распад империи, развал армии, инфляция, вакуум власти, разгул анархии. Но о духовных последствиях Февраля почему-то не любит говорить современное священство. Может быть, потому, что прямые наследники февраля 1917 года сидят сегодня в Кремле, с августа 1991 года определяя стратегический курс страны?

Именно беззакония Февраля открывают духовный смысл прихода большевиков, которые были не только наказанием за клятвопреступления, но и запредельной формой восстановления исторической России. Россия возродилась, и не только в её земном державном измерении, восстановилась в прежних имперских границах, — что несомненно! — но и утвердилась в исполнении высокой, жертвенной мистической миссии "удерживающего", что было подтверждено в ходе самой страшной войны в истории человечества. То было явление миру сверхисторической России, победившей мировое зло.

Негоже мыслить историю в категориях: хороший, плохой, злой. Наша история — не вестерн и не лубок. Это наше достояние, наш крест и благословение!

Показательно, что откровенную пошлость в отношении национальной истории сегодня продуцируют политики в митрах — митрополитики…

В своем письме отец Филипп для чего-то приводит многозначительное высказывание владыки Василия о необходимости в будущем заново освящать кремлевские соборы. Но богоборцы, безбожники и прочие коммунисты в церковь не ходят. Так после кого тогда надо заново освящать церкви? Может, речь идет о так называемых "сергианцах", к числу которых можно отнести большинство правящих архиереев, которые продвинулись по церковной иерархии в советское время?

Впрочем, полагаю, что владыка Василий прозревал наше время, когда в Божьем храме со свечками выстроились в ряд партийные перевертыши, коррумпированные боссы, медиумы и телевизионные растлители душ. Да, после такого, действительно, храмы придётся освящать заново!

Влияние политики Сталина на доктрину православной церкви связано с осуждением экуменизма как ереси в 1948 году. Может быть, именно в этом факте кроется неприятие Сталина такими церковными деятелями, как митрополит Иларион (Алфеев), активно подвизавшийся в деле межконфессионального диалога?