Газетная утка
Шрифт:
Я погрозила ему издали кулаком.
…Итак, когда я переступила порог своей квартиры, было около трех. Впрочем, время я заметила не сразу, потому что прежде всего я заметила свою дорогую сестренку. Полина Андреевна стояла непосредственно за порогом, в передней, картинно уперев руки в бока.
– Н-ну? – вопросила она прокурорским тоном. – И где же тебя до сих пор носило? Я тебя с двенадцати часов здесь жду, как дура!
– Поля, не заводись с порога! Я, между прочим, тоже не дурака валяла.
И я вкратце пересказала сестре весь свой день, не забыв
– Зачем ты ей разболтала, что Кольцов тоже интересовался кассетой? – напустилась на меня Поля, разбирая в кухне принесенные мной продукты. – Неужели нельзя было как-нибудь осторожно, не открывая карт, выяснить, что он за птица?
– Как это – «не открывая карт»? Татьяна наша клиентка и имеет право знать детали. Она не какая-нибудь дурочка, которой можно навешать лапшу. И она нам платит за расследование, не забывай об этом! Вот, пожалуйста…
С этими словами я схватила с табуретки свою сумочку и запустила в нее руку, пытаясь нащупать тугой конвертик с пятисотрублевками. Но нащупала только пустоту… И с изумлением уставилась на свою пятерню, неожиданно высунувшуюся из сумки в таком месте, где меньше всего можно было этого ожидать.
– Поля, что это?!
Сердце оборвалось, перед глазами поплыли разноцветные круги, а горло сдавило словно железным обручем. Не дожидаясь ответа сестры, я как безумная кинулась перетряхивать содержимое сумки. Потом, сообразив, что есть более надежный способ, просто высыпала все на стол. Кошелек с остатками денег, косметичка, блокнот, ключи… Все было на месте, все – кроме заветного конверта!!!
– Сумку разрезали! – запоздало ахнула Полина.
– Нет, не может быть! Поля…
Разноцветные круги сменились слезной мутью, вся моя кухонька – с голубой клетчатой клеенкой на стенах, столом, заваленным разной дребеденью, и сестрой Полиной, в ужасе прижавшей к груди батончик бельгийского свиного паштета, – завертелась перед глазами и превратилась в мокрую кашу. Я рухнула на табуретку и зарыдала.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем сквозь сплошные завывания и судорожные всхлипывания ко мне стали прорываться отдельные слова сестренки.
– Какого черта?… Другого от тебя не ожидала… Сколько ни дай, все профукаешь, дырявая башка… Плюнь, не стоит… Оленька, перестань, дружок… Твое «лекарство»… На, выпей!
Последняя фраза неожиданно пробудила во мне ответную реакцию: скорее инстинктивно, чем осознанно, я вцепилась зубами в край протянутого мне стакана и одним махом опрокинула в себя его содержимое. По всему желудочно-кишечному тракту мгновенно разлилось жидкое пламя, однако нервный «колотун» сразу прошел.
– Ш-ш… шт… Что ты мне дала?
– А то ты не знаешь! Ну что, полегчало?
– Еще!
– Ну нет, моя дорогая: хватит! Сегодня ты не заслужила кайфа. Ты, значит, будешь снабжать воришек
– Ой, Поля, столько денег уплы-ы-ло…
Губы мои снова сами собой растянулись. И как только эта ужасная женщина может шутить, когда мое сердце разрывается от скорби?!. Но Полина повысила голос:
– Довольно, довольно! Денег не вернешь, а потому не стоит по ним убиваться. Тем более, что у нас с тобой, кажется, назревает еще один клиент.
– Кто?! – Мои слезы тут же просохли.
– Лида Уткина. Странно, как я сразу о ней не подумала! Девчонку, оказывается, замучили допросы, подозрения и глупые обвинения. И, по-моему, совесть тоже: она всерьез считает себя виноватой в смерти мужа. Она ведь по-своему любила Стаса, хотя, конечно, изменяла ему по-черному… Она сказала, что постарается «сделать для него все, что может, хотя бы после смерти». Так что наши интересы тут совпали полностью.
– Значит, мы едем в Кушум?
– Еще как едем! Кстати, Лидуся ждет нас там с двух часов, а нам теперь дай Бог успеть бы к пяти… Давай-ка, быстренько умойся, приведи себя в порядок – и вперед!
– Я есть хочу!
– Господи… Ладно, намажу тебе бутерброд, горе мое! А основательно пообедаем на даче.
– А гонорар? – всхлипнула я.
– Чего-о? – не поняла сестра.
– Эта твоя Уткина заплатит нам за работу?
– Ну, Ольга, ты даешь! «Гонорар»… Чья б корова мычала, а уж твоя бы…
Бросив в мою сторону уничтожающий взгляд, Полина принялась яростно распихивать провизию по сумкам.
– Разумеется, ни о каких пяти «штуках» тут не может быть и речи, дорогая сестренка. Лидии похороны предстоят, сама понимаешь. Но и бесплатно вкалывать не придется, это я гарантирую. Раз уж мы с тобой все равно увязли в этом деле по уши, выбирать не приходится!
Полина Андреевна, как всегда, была права. Ну, не всегда, конечно, но… почти. Настроение у меня было, конечно, траурное: моя ладонь еще так живо помнила приятную тяжесть конверта с долларовым эквивалентом!.. Однако я понимала, что жизнь не кончилась. Поэтому покорно поплелась в ванную и, борясь с подступающими слезами, плескалась там до тех пор, пока Полина не стала тарабанить в дверь.
В начале пятого мы погрузились в «Ниссан» со всеми «корзинами и картонками» и медленно поплыли в общем потоке машин и троллейбусов в сторону Кушумской трассы. Сестра сунула в магнитолу кассету Фили Киркорова – по-моему, первую попавшуюся.
Разговаривать не хотелось, и почти всю дорогу тишину нарушал лишь голос юного супруга нашей пожилой поп-звезды. Я сумрачно смотрела на великолепный волжский пейзаж, испорченный безвкусными особняками «новых русских», и размышляла о превратностях своей судьбы. Полина курила, выпуская в открытое окошко колечки дыма.
Когда уже проехали указатель, сообщающий, что мы в Усть-Кушуме, она уменьшила громкость.
– У меня из головы не идет этот твой коммуняка, Кольцов. Не могу отделаться от мысли, что он в нашем деле – не просто свидетель.