Газогенератор (Части 1-3)
Шрифт:
– Помните, Юрий Всеволдович, вы пару месяцев назад говорили, что ужасно интересно посмотреть субклеточные измения по вашей тематике. Ну в свете последних публикаций, что те же супостаты недавно сделали…
– А-а-а! Пустое. Так ты с межкафедральной темой… Зарубят! – категорически отрезал Шнцев.
– Ну почему же? Просто наклюнулся весьма вероятный выход в цитологическую лабораторию на любую электронную микроскопию. Выход гарантированный, притом в обход Научного Отдела и прочей бюрократии, – продолжал Сидоркин вкрадчивым голосом.
– Поймают и за самодеятельность шею намоют! Я это уже проходил, хотя… Если за дело возьмёшься ты, а не я… Тогда тебе и намоют, а не мне! Но если по уму, то может результаты получить успеешь, а их-то уже не отнять.
По заблестевшим глазам Шанцева было видно, что предложение его заинтересовало. Сидоркин продолжил:
– В этом и соль, и прелесть предложения, что ни вам, ни мне ничего не намоют.
– У кого? У курсанта?! У блатника что ли? Тогда и слушать не хочу! – профессор нахмурился.
– Да за блатника я бы и не ратовал. Курсант обычный. Такого если и выгонят, никто в его защиту не пискнет. Просто он на своего научрука, точнее научрукшу, удачно пашет – грех таким не воспользоваться! А у этой бабы такие возможности… – обречённо вздохнул Сидоркин.
– У женщины, а не у бабы! – Шанцев напустил на себя интеллигентности – Ну и кто же она?
– Полковник Зайчик.
– Ни хуя себе! – профессорская интеллигентность как-то быстро слетела с Шанцева – Тогда точно поймают, да намоют и шею, и яйца! Намоют, а потом оторвут!
В ответ Сидоркин положил перед профессором Феликсовскую распечатку исследовательского плана сроком на три года и с жаром принялся объяснять, как под это дело здорово вклинивается любая «левая» электронная микроскопия. Через полчаса капитан и полковник топали по нестерпимо воняющему виварием кафедральному подвалу, подыскивая подходящую комнатушку для будущего экспериментатора. Остановились на заваленном поломанными стульями тёмном помещеньице, едва ли три на пять метров, но всё в кафеле. Шнацев удовлетворённо крякнул, пообещав распорядиться насчет свежей побелки потолка, установки полок с крысинными клетками и одного лабораторного стола. Так у Феликса появилась своя, пусть пока полуигрушечная лаборатория.
– Удав-Бабэнэ (Глава 9)
Однако Фил не был исключением на своём курсе – ровно на другом конце Академии, на Пироговской набережной Невы с видом на все ленинградские красоты, курсант Удав-Бабэнэ гонял чаи с генералом Самойловичем. Понятно, что Удавом его называли исключительно однокурсники, начальство же его величало рядовым Бабиным, а профессор, он же генерал Самойлович, звал его в основном Андрюшей, но иногда Андрей Петровичем. Так вот Андрей Петрович Удав-Бабэнэ гонял чаи тоже в СВОЕЙ лаборатории. ЛТСЖК или Лаборатория Терминальных Состояний Живой Клетки, как громко называлась его конура, была полной противоположностью Филовской ЛЦА – Лаборатории Церебрального Аутоиммуногенеза. Если Фил заточился от света мирского в подвальные глубины кафедры Патфизиологии, то Бабин наоборот залез на чердак кафедры Биофизики. И на том чердаке умника Бабина интересовала одна единственная проблема – когда клетка ещё живая, а когда уже мёртвая. Вот именно то, что между – или сотояние парабиоза. Очень интересное состояние не только для Удава, и не столько для профессора Самойловича, сколько для подполковника Гурьева. Правда сам Бабэнэ об этом интересе пока ничего не знает. Зато Гурьев, читая его зелёный реферат, аж ногами совает – этот паренёк, пусти его энергию в нужное русло, запросто сможет смоделировать процесс умирания тех или иных структур мозга. Чобы было ровно столько, сколько достаточно для заданного изменения поведения, но не до степени полного дебилизма. Ведь кого не хватает в будущей команде, так это толкового биофизика! К сожалению толковые биофизики на дороге не валяются, их и выращивать надо, как орхидею в оранжерее, но и закалять, как полярную берёзу. Вот генерал Самойлович рядового Бабина вовремя заметил и теперь старается – смену для себя растит да закаляет. Ну расти, расти, посмотрим, чей урожай будет. Тут законы советские, достаточно приказа из МО и живо раскулачат генерала на ценные кадры.
Ещё на первом курсе Бабин попал под генеральский патронаж. Попал «случайно-закономерно», в зависимости с какой стороны смотреть. Не зря сослуживцы его Удавом прозвали – он глотал книжки, как питон кроликов, а на семенарах был невозмутим, как сытая анаконда. Ничего его не пугало. На всех занятиях без исключения, не проявляя никаких эмоций, холоднокровная рептилия Бабин медленно поднимал руку по любому вопросу. При этом не было разницы, что происходит в классе – опрос по пройденному материалу или объяснение нового. Если опрос, то значит Бабин готов отвечать абсолютно всё, а если объяснение, то значит у Бабина абсолютно по всему есть вопросы. Именно за эти вопросы преподы тихо ненавидели Бабина, ведь частенько ответов то на них не знали! Однако рептилию-Бабэнэ такое ничуть не смущало, и он послушав пару минут очередное объяснение опять невозмутимо тянул руку. Чем мотивировалось такое «хочу всё знать», для однокурсников, да пожалуй и для самого Бабина, оставалось тайной за семью печатями – никакого карьеристического пыла или служебного рвения у него не было, и казалось, что к своей будущей судьбе Удав совершенно
И вот однажды на семинаре по медицинской физике молодой сконфузившийся преподаватель капитан Соловей не выдержал. К концу последнего академического часа после очередного вопроса Удава он громко разразился гневной тирадой о том, что следует уважать учебную программу, а не занимать общее время семинара под своё неоформившееся исследовательское любопытство. И что для особо любознательных, равно как и для особо одарённых, существует Фундаментальная библиотека, где в научных монографиях возможно лежат ответы на столь узкие вопросы. Но не на все – на последний вопрос однозначного ответа пока нет, тут как говорится даже на теоретическом уровне тема всё ещё ждёт своего исследователя. Удав невозмутимо выслушал раскрасневшегося Соловья и как бы невзначай заметил, что ответ вроде бы уже есть. Затем он вытащил из портфеля свежий номер международного журнала Physics Data Review. Капитана пробила крупная дрожь.
– Рядовой Бабин, где вы взяли этот журнал? Такая периодика в Военно-медицинскую Академию не приходит – это журнал физиков, а не медиков!
– Так точно, товарищ капитан, ну разве в нашей библиотеке возможно отыскать чего-нибудь толковое по базисным вопросам мироустройства и законам природы? Вот пришлось оформить абонемент в научный отдел Салтыковки…
Бабин вздохнул, как бы сетуя на тяжелую судьбу, что не выписала ему Physics Data Review, молча подошёл к доске и принялся невозмутимо покрывать её длиннющими заковыристыми формулами со всякими там интегралами да дифференциалами. У Соловья опустились руки. Тот жалобно оглядел класс. Курсанты притихли, тупо вперившись в Бабинскую писанину, как на настенные иероглифы Древнего Египта. С этими ребятами всё понятно – нормальные будущие военврачи. Не понятно где, когда, и главное ЗАЧЕМ этот молодой гений умудрился выучить теоретическую физику на таком уровне? Капитан медицинской службы с полностью убитым видом поглядел на часы. Видать, что даже ему, профессиональному биофизику, но всё же медику, въехать в Бабинские математические выкладки было сложновато. Пока Удав писал, курсанты зевали, а Соловей считал минуки до конца занятия. Наконец время вышло.
– Отделение, вста-ать! Занятие закончено. До свидания товарищи курсанты!
–Досдань-тощ-каптан!
Бабин взял тряпку, чтобы стереть с доски написанное. Соловей аж подпрыгнул и истерично заголосил:
– Не-е-ет!!! Отставить! Ничего не стирайте! Идите отсюда и подумайте на досуге. Серьёзно подумайте – вы случайно ВУЗ не перепутали?
Класс опустел, а в гулком корридоре двухвекового здания громко загрюкало множество курсантских яловых сапог. От шума капитан поморщился, закрыл дверь, сел и уставился на доску. Он как первоклашка водил в воздухе пальцем и шевелил губами, пытаясь разобраться с Бабинкими формулами. В корридоре на пять минут стихло, а потом снова загрохотало, теперь уже с каким-то металлическим позвякиванием. Казалось, что в старом здании повернулось само время, вновь наполнив готические своды громадного коридора звоном шпор зауряд-врачей царской кавалерии. На самом же деле это цокали подковки на прогарах, советских морских полуботинках – чтобы на строевой подготовке не протирать подошвы до дыр, курсанты-мореманы с Четвёртого Факультета подбивали свою обувь, и теперь их курс со звоном и гулом вваливается в Сеченовскую Аудиторию. Они рассаживались в роскошном амфитеатре с прекрасной аккустикой, где когда-то на толстенных дубовых скамьях сидели Пирогов, Сеченов, Павлов и оба Боткина с кучей им подобных, из тех, что потом подростают и спускаются со слушательских рядов вниз, на лекторское место. Наконец рявкнуло приветсвие и наступила тишина, началась очередная лекция.
Капитан Соловей последний раз окинул завороженным взглядом исписанную доску, медленно вышел из класса и понуро побрёл в кабинет своего шефа – дважды доктора наук, дважды член-корреспондента и один раз генерал-майора Самойловича. Тут дело такое – одна докторская у Самойловича была нормальная, медицинская, а вот вторая… Вторая докторская была по квантовой химиии, что в общем-то тоже самое, что и квантовая физика. А до двух докторских было две кандидатских, тоже не слишком похожих – одна сплошная биохимия, другая про какие-то квантовые перетрубации энегетических уровней в молекулах, когда те поглощают излучение. Физика, в общем. Вообще-то стык физики с биологией и рождает науку биофизику, но в данном случае биофизику всесьма специфическую и имеющую прямое отношение к военной медицине – ну там ядерные взрывы всякие, и как от этого приходит каюк, или если культурно, то механизмы поражения ионизирующей радиацией. В академики правда Самойловича так и не произвели, тормознули в членкорах, зато сразу в двух местах – в Академии Медицинских Наук и просто в Академии Наук СССР или Большой Академии, как её называли военные медики. В отличие от царских времён, советская Военно-Медицинская Академия сама академиков давать не могла, и здесь титульность Самойловича ограничивалась простым начкафством да профессорством.