Газовый кризис
Шрифт:
Федя сразу перестал всхлипывать и, подняв голову и вытирая слезы, опять с надеждой посмотрел на нее.
— А он че, уже на работу вышел, что ли? — спросил он.
— Ну да… — ответила Юля, подойдя к столику и нагнувшись. — Все уже, каникулы закончились…
Она перевернула перекидной календарь с десятого на одиннадцатое января две тысячи девятого года.
Петя шел по коридору здания своей фирмы и наткнулся на двоих сотрудников, которые вышли с другого крыла здания и шли в том же направлении. Лица их были так же озабочены, как и у него самого. И Петя обеспокоенно
— Вы тоже к Барбосу? Зачем вызвал, не знаете?
Как и на большинстве предприятий, сотрудники придумывали своим начальникам разные прозвища. И хоть Барбосом звали совсем не напоминающего злобного пса человека, в эти кризисные месяца его боялись еще больше, чем ведущего деловых новостей, извещающего о курсах валют. Если тот мог сказать только о том, что ты сегодня потерял кругленькую сумму денег, то Барбос мог еще и известить тебя о том, что ты потерял работу.
— Да лучше не спрашивай, тьфу-тьфу-тьфу… — боязливо ответил один из сотрудников, сплюнул через плечо и трижды постучал на ходу в первую попавшуюся дверь.
— Да как же не спрашивай? — все равно сказал Петя, продолжая идти вместе с ними. — У конкурентов вон уже давно сокращения начались… На зарплате экономят…
— Да молчи, тебе говорят… Накаркаешь еще… — рыкнул на него второй сотрудник, и они вместе с первым почти синхронно сплюнули опять и оба постучали на ходу в разные двери.
Все двери, в которые они постучали, открылись за их спинами, и удивленные люди смотрели по сторонам, никого не обнаружив перед дверьми. Но вся троица продолжала идти, не обращая внимания. Впереди уже была дверь кабинета начальника, и они с опаской смотрели на нее.
— Может, пронесет еще? Мы ж ценные сотрудники все-таки… — с надеждой произнес один, подходя к двери кабинета и в нерешительности остановившись перед ней.
Они переглянулись между собой и все трое, не сговариваясь, прислонили головы к двери и прислушались. Глаза Пети были широко открыты и смотрели с таким волнением, как будто он пытался увидеть сквозь двери больше, чем услышать.
— Барбос че-то говорит, но не разобрать ниче… — сказал один из сотрудников, убирая голову.
Петя и второй сотрудник тоже оторвали голову от двери. Они все переглянулись между собой и, выдохнув, как перед употреблением спирта, постучались и вошли в кабинет. Начальник сразу прервал свою речь перед собравшимися подчиненными и, обращаясь к прибывшим, сказал:
— Ну а вы, как всегда, опаздываете?
— Да… нам… — начал было оправдываться Петя, но начальник его перебил, равнодушно махнув рукой.
— Ладно, проходите. Сейчас это уже не имеет значения.
Петя сразу настороженно переглянулся с пришедшими вместе с ним сотрудниками и, проходя ко всем, вопрошающе смотрел на других сослуживцев, один из которых, стоящий ближе всех, пояснил:
— Нас всех отправляют в отпуск… Неоплачиваемый…
Петя недовольно посмотрел на него и обернулся на подходящих следом пришедших с ним коллег. Они еще не знали об этом, и он, поджав рот, взглядом показал им, что дело плохо. А начальник, теперь обращаясь уже ко всем, продолжал убеждать:
Да вы поймите, во всем мире бушует этот финансовый кризис. У нас тоже уже давно везде сокращают всех. Мы и так вон сколько продержались. Ну нечем нам пока платить вам зарплату. Это вынужденная мера, временная…
Толик с папкой в руке вышел из банка с недовольным лицом и увидел своего одноклассника Олега, с которым еще не так давно учились. Олег стоял и, дрожа на холоде, с еще более угрюмым видом смотрел на вывеску курса валют. Он был ярым поклонником рэпера Тимати, поэтому зимой и летом ходил в вязаной шапочке и короткой кожаной куртке, очках, со щетиной на лице и наколками на руках и шее, которые делал тоже под своего кумира. Только зимой он еще надевал под куртку свитер, что не очень-то ему помогало, и он постоянно мерз, когда находился не в метро. Они встретились глазами с Толиком и, без улыбки кивнув друг другу, подошли и поздоровались.
— Ты думаешь, твой кумир Тимати зимой тоже в курточке ходит? — спросил Толик, глядя на дрожащего от холода приятеля.
— Не знаю, — покачал головой Олег. — Я зимой его не видел ни разу.
— А ты че такой грустный, Олег? Случилось что? — спросил Толик. — С прошедшими тебя, кстати.
— Тебя тоже, — кивнул Олег и дрожащим толи от холода, толи от волнения голосом продолжил: — Только чему радоваться-то? Видал вон, че творится?! Похоже, дефолт начинается…
Он кивнул на вывеску курса валют, которую сотрудники банка как раз меняли с продажи доллара по двадцать девять восемьдесят на тридцать один двадцать.
— Да я уже в курсе, — кивнул Толик, тоже недовольно посмотрев на цифры вывески. — На рубль четырнадцать сегодня упал. Все уже, каникулы закончились. Целых десять дней рубль не падал, и то слава богу… — Толик внимательно посмотрел на Олега и удивленно спросил: — Только тебе-то какая разница, падает он или поднимается?
Он знал, что денег у Олега никогда не было таких, чтобы можно было переживать за разницу курса. Но Олег ответил:
— Да как какая разница? Стою вот и думаю, как теперь записать песни, доллар вон уже рублями начал какать… То хоть по двадцать копеек в день поднимался, до нового года…
Толик сразу догадался, о чем переживает знакомый. Помимо подражания своему кумиру, Олег еще и сам сочинял песни в стиле рэп и пытался петь их, копируя Тимати. Но на студийную запись песен у него денег никогда не было, потому как он нигде не работал и жил на пенсию своего деда, с которым вместе проживал в квартире. Прошлым летом Олег хвастался ему, что нашел спонсоров на запись песен. Но кризис, видимо, внес свои коррективы в его планы.
— А-а, — догадавшись, протянул Толик. — Спонсоры твои съехали, что ли? Вы ж уже записывать собирались вот по осени?
— Собирались, когда доллар еще по двадцать пять был… — грустно посмотрев еще раз на вывеску, опять вздохнул Олег, и они вместе пошли к машине Толика. — А потом он все поднимался и поднимался, долбаный кризис… Они сказали, мол, подожди, пока ситуация не поправится. Но теперь она уже не поправится, я чувствую… — Он с надеждой посмотрел на приятеля и спросил: — Может, ты поможешь, Толь?
Толик отрицательно покачал головой и нравоучительно сказал:
— Нет, Олег. Ты же знаешь, как я отношусь к твоему рэпу. Да и мне самому щас нелегко. И ты еще… На работу бы лучше устроился, а ты носишься со своими песнями. Ну запишешь ты их. А дальше что?