Газу
Шрифт:
Он выставил руку вправо, сложил её в кулак и побил им по воздуху. Остальные тут же подъехали к нему - движки бешено ревут, над выхлопными трубами рябит горячий воздух.
Лемми с измученным и желтушным лицом пристроился рядом с ним.
– Он не увидел твой световой сигнал!
– прокричал он.
– Не увидел или не понял!
– проорал в ответ Винс. Его трясло. Может быть, это просто байк трясся под ним.
– Теперь не важно! Время для Малыша!
На секунду Лемми не понял о чем речь. Затем наклонился и дернул лямки правой
Пока он копался в сумке, раздался неожиданный оглушительный рев. Рой. У Роя снесло башню. Он развернулся и понесся на восток. Его тень-коротышка бежала теперь впереди него. На его косухе виднелась отвратительная шутка: «Не отступать, не сдаваться».
– Клоуз, вернись, козлина!
– заорал Персик. Его рука соскользнула со сцепления, и «Бизер», стоящий на передаче, рванул вперед, чуть не проехав Винсу по ноге, плюнул высокооктановым топливом и заглох. Персика чуть не выкинуло из седла, но он, казалось, этого не замечал. Он все еще смотрел назад, потрясая в воздухе кулаком. Жиденькие седые волосы развевались вокруг продолговатой головы.
– Вернись, трусливая козлина-а-а!!!
Рой не вернулся. Он даже не оглянулся.
Персик повернулся к Винсу. Слезы текли по его щекам, высушенным миллионом поездок и десятью миллионами кружек пива. В этот момент он выглядел старше пустыни, посреди которой стоял.
– Ты сильнее меня Винс, но у меня жопа побольше. Ты оторвешь ему голову, а я уж в неё насру.
– Быстрее!
– прикрикнул Винс на Лемми.
– Торопись, мать твою за ногу!
Как раз когда он подумал, что Лемми ничего не найдет, его старый друг выпрямился, держа Малыша рукой, затянутой в перчатку.
Племя не ездило с пушками. Байкеры вне закона, такие как они, не ездят со стволами. У всех были приводы, и любой коп в Неваде с радостью посадил бы одного из них или всех разом лет на тридцать за незаконное ношение оружия. Они носили ножи, но в данном случае от ножей проку не было - вспомнить хотя бы мачете Роя, которое было таким же бесполезным, как и его хозяин. Кроме случаев убийства маленьких обдолбанных девочек в школьных толстовках.
Малыш же, хоть и не был легальным, стволом все же не являлся. И когда один коп его увидел («в ходе обыска на наркотики»- эти свиньи ради этого жили), то оставил Лемми в покое, когда тот объяснил, что в случае аварии на ночной трассе Малыш будет получше сигнальной шашки. Возможно, легавый понял, что это, может, нет, но он знал, что Лемми был ветераном. Не по ветеранскому номеру, который легко можно украсть, а потому, что и сам был ветераном. «Долина А-Шау, где дерьмо пахнет слаще», - сказал он, и оба рассмеялись, а напоследок даже стукнулись кулаками.
Малыш был светошумовой гранатой марки М84, более известной как вспышка. Лемми возил её в седельной сумке около пяти лет, всегда говоря, что однажды она пригодится, когда парни, включая Винса, подшучивали над ним.
И вот этот день настал.
– Думаешь, эта старая херовина еще работает?
– крикнул Винс, повесив Малыша на ремне на руль. Тот совсем не был похож на гранату. Он больше напоминал гибрид термоса и аэрозольного баллона. От гранаты в нем была только чека, привязанная сбоку изолентой.
–
У Винса не было времени обсуждать логистику, о которой он имел самое общее представление.
– Я поехал. Скоро этот еблан проедет Кумбу и вернется на главную трассу. И я буду там, когда он появится.
– А если Гона не будет?
– спросил Лемми. До этого они орали под действием адреналина. Почти нормальный тон вопроса показался неожиданностью.
– Так или иначе, - ответил Винс.
– Вы не обязаны ехать. Никто из вас. Я пойму, если вы повернете назад. Это МОЙ сын.
– Может и так,- сказал Персик, - но это наше Племя. По крайней мере, было. – Он с силой нажал на стартер, и байк заурчал, возвращаясь к жизни. – Я с тобой, Кэп.
Лемми только кивнул и указал на дорогу.
Винс тронулся с места.
Ехать было не так далеко, как он думал - семь миль вместо девяти. По пути они не встретили ни фур, ни легковых машин. Дорога была пустынна, поток машин избегал её из-за строительных работ. Винс все время посматривал налево. Какое-то время он видел только клубы красной пыли: казалось, фура тащила за собой половину пустыни. Затем и они исчезли, когда дорога на Кумбу скрылась из виду за рядами холмов с изборожденными ветром известковыми склонами.
Малыш на своей веревке болтался туда-сюда. Армейский запас. «Сработает ли старая херовина?» - спросил Винс у Лемми и теперь осознал, что этот вопрос мог задать и себе. Как давно он испытывал себя, мчась очертя голову и выжав газ на максимум? Сколько времени прошло с тех пор, когда все сводилось к простому выбору: красиво живи или, смеясь, умри? И как его собственный сын, который был таким крутым в своих новых солнечных очках и косухе, упустил такое простое уравнение?
Красиво живи или, смеясь, умри, но не беги. Не смей, мать твою, бежать.
Может быть, Малыш сработает, может быть нет, но Винс знал, что попытается, и от этого его голова кружилась. Если водитель наглухо заперся в своей кабине, то плохо дело. Но ведь там, возле забегаловки, он не запирался, открыл окно и вывесил руку. А потом, разве он не подал им взмахом руки знак проезжать? Подал.
Семь миль. Плюс-минус пять минут. Достаточно для тучи воспоминаний о сыне, которого отец учил менять масло, но не учил насаживать наживку на крючок; как регулировать зазор в свечах зажигания, но не как отличить монету, сделанную в Денвере, от монеты из Сан-Франциско. Время подумать, как Гон настоял на этой тупой идее с наркотой, и как Винс пошел у него на поводу, даже зная, что затея тупая, потому что чувствовал себя в чем-то виноватым. Только время примирительных звонков прошло. Винс гнал на восьмидесяти пяти милях в час, пригнувшись как можно ниже, чтобы уменьшить сопротивление воздуха, когда в его голове пронеслась мысль, которую он попытался отогнать, но не смог: может быть, будет лучше для всех, если Лафлин догонит его сына. Эта мысль была вызвана не образом Гона, поднимающего лопату, а потом опускающего её на голову беззащитного человека со всей яростью из-за утраченных денег, хотя и эта картина весьма пугала. Было кое-что еще: застывшее, пустое выражение лица парня перед тем, как он свернул на Кумбу. Винс не мог не оглядываться на Племя, когда там, на спуске, они попадали под колеса или пытались оторваться от огромной машины. Гон же, казалось, не мог повернуть закостеневшую шею. Ему было не на что смотреть. Может, никогда не было.