Где будет труп
Шрифт:
— Он спал, говорите?
— С виду да. Дед на него посмотрел и говорит: «Этот не помешает. Но ты смотри в оба на верхушки утесов». Ну я и смотрел и не видел на том берегу ни единой души до самых Жерновов, и это правда, хоть убейте.
— Слушай внимательно, Джем. На дознании ты слышал всех свидетелей и знаешь, что беднягу убили примерно в два часа.
— Это правда, сэр. Но если кто его и убил, то только он сам, уж можете не сомневаться, потому что никто к нему не подходил, не считая молодой леди, конечно. Разве что это случилось, когда мы ловушки вытаскивали. Вот тогда не знаю, может, мы чего и пропустили. Закончили около двух часов, точно
— Ваш дедушка утверждал, что в первый раз вы видели Алексиса примерно в 13.45.
— Чуток пораньше, сэр. Но не сказать чтоб мы с него потом глаз не сводили, нет.
— Допустим, кто-то был там, скажем, между 13.45 и двумя часами. Вы бы его увидели?
— Скорее всего. Нет, сэр, этот несчастный джентльмен покончил с собой, тут сомнений нет. Просто тихо зарезался, где сидел. Тут сомневаться не приходится.
Уимзи был в недоумении: если это ложь, то рассказана она с удивительно искренним видом. А если правда, то подтвердить версию об убийстве теперь еще труднее, чем раньше. Все свидетельствовало о том, что смерть Алексиса была делом его же рук.
Но все-таки почему гнедая кобыла не подошла к Утюгу? Возможно ли — Уимзи не был суеверен, но знал, что такие вещи иногда случаются, — возможно ли, что неупокоенный дух Поля Алексиса до сих пор витает возле Утюга, видимый для неразумной твари, но не для человека? Он помнил случай, когда лошадь отказалась идти туда, где когда-то давно было совершено преступление.
И внезапно вспомнил, что может проверить еще одну вещь.
— Джем, у вас дома сейчас хоть кто-нибудь не спит?
— Да, сэр. Мать наверняка меня дожидается.
— Я бы хотел с ней поговорить.
Джем не стал возражать, и Уимзи вместе с ним зашел в дом Поллоков. Миссис Поллок, подогревавшая Джему суп в кастрюльке, встретила гостя любезно, но на его вопрос замотала головой:
— Нет, сэр. Мы нынче не слыхали лошадь на пляже.
Это решало дело. Если Уимзи смог проехать мимо коттеджей незамеченным, то и другой человек смог бы.
— Ветер нынче с берега, — добавила миссис Поллок.
— И вы по-прежнему уверены, что и в прошлый четверг ничего не слышали?
— А! — Миссис Поллок сняла кастрюльку с плиты. — Полиция спрашивала про после полудня, так в то время мы ничего не слыхали. Но Сюзи припомнила, что в обед слыхала вроде как топот. Это будет примерно в двенадцать. Но она занята была и не вышла посмотреть.
— Двенадцать часов?
— Около того, сэр. Это ей вдруг пришло на память, когда мы толковали про то, о чем спрашивал молодой Ормонд.
Когда Уимзи покидал коттедж, мысли его были в полном беспорядке. Если кто-то скакал по берегу на лошади в двенадцать часов, это объясняло подкову, но не объясняло убийство. А может быть, он все-таки напрасно приписывает подкове такую важность? Может, какой-нибудь озорной паренек увидел гнедую кобылу на свободе и решил шутки ради на ней покататься? Может, она и сбежала-то сама?
Но тут он опять вспомнил о том, как странно сегодня вела себя
Вдруг его осенила совершенно новая идея. Сколько ни обсуждали это преступление, всегда подразумевалось, что Алексис пришел к Утюгу по дороге, ведущей вдоль берега. Но есть ли тому доказательства? До сих пор ему не пришло в голову поинтересоваться. Почему тем всадником не мог быть Алексис?
Так становилось понятно, почему кобылу слышали в полдень, но зато другие вопросы щетинились, как шипы в розарии. Когда он взял лошадь? Люди видели, как он шел от полустанка «Дарли» в направлении Лесстон-Хоу. А если он потом вернулся, забрал кобылу с поля и поехал верхом? А если нет — кто ее ему передал и где? И опять — как она попала домой?
Уимзи решил разыскать инспектора Ампелти и задать эти вопросы ему.
Инспектор уже собирался спать и был неприветлив, но, услышав свежие новости, оживился.
— Да Поллоки и Моггериджи — самые отпетые плуты на свете, — заметил он. — Если было убийство, к гадалке не ходи — без них не обошлось. А о том, как Алексис туда добрался, и думать нечего. Мы нашли шестерых свидетелей, которые видели его в разных местах дороги между 10.15 и 11.45. Если только там не гулял еще один тип с черной бородой, можно считать доказанным, что он шел по дороге, и никак иначе.
— Среди свидетелей есть те, кто был с ним лично знаком?
— Нет, нету, — признал инспектор. — Но вряд ли там в это время гуляли два бородатых молодых человека в синих костюмах. Разве только кто-то специально переоделся Алексисом, а зачем это может быть надо? Я к тому, что есть только две причины притворяться Алексисом: создать впечатление, будто он был в это время в этом месте, когда на самом деле он был в другом, или будто он был жив, когда на самом деле его уже убили. Мы знаем наверняка, что он в этом месте был, значит, первое отметаем. Мы также знаем, что он был убит в два часа, а не раньше, значит, отметаем и второе. Разве что, — медленно проговорил инспектор, — настоящий Алексис между 10.15 и двумя часами занимался какими-то темными делами, а этот другой парень обеспечивал ему алиби. Об этом я не подумал.
— При условии, что убит действительно Алексис, — сказал Уимзи. — Лица-то у него не было, пришлось полагаться на одежду и на фотографии.
— Ну, во всяком случае, борода у убитого была настоящая, — сказал инспектор. — Да и кого, по-вашему, Алексис мог хотеть убить?
— Большевиков, — беспечно предположил Уимзи. — Он мог прийти на встречу с большевиком, который пытался его убить, и убить самого большевика.
— Мог-то он мог, только проще от этого не становится. Кто бы ни был убийцей, ему надо было уйти с Утюга. А как бы он сумел поменяться с жертвой одеждой? У него не было времени.