Где принц, если все мужики...
Шрифт:
Потом пришлось самой обрабатывать себе рану и забираться в кровать. Сам себе не поможешь, то никто не поможет. На ногу я наступить не могла в течение всего дня. А на следующий день нужно было на работу.
Пытка. По-другому два следующих рабочих дня нельзя было назвать. Я могла наступать на раненую ногу, но она болела до слез. Приходилось горстями глотать обезболивающие. Хотелось отлежаться, но уйдя на больничный, я получила бы копейки, поэтому пришлось терпеть, стиснув зубы, а вечером падать в подушку носом и реветь. Хоть рана была чистая и ничего не загноилось. Только ушиб сильный.
В первый мой выходной объявился
Слезы текли по лицу, смешиваясь с дождем. Обидно. Надоела мне такая жизнь. Больше не было сил бултыхаться в ней мышью, что попала в крынку с молоком. Устала. Может лечь и утонуть в этом молоке? Хотя ведь знаю. Как бы ни хотелось опустить руки, все равно не сдамся. Не тот характер.
На остановке никого не было. Только что отъехал автобус, забрав немногочисленных пассажиров. Мало кому пришла идея гулять под дождем. В углу остановке сидел мужчина, закутавшись в куртку и надвинув на глаза капюшон. Мало ли кого занесло к нам. Может, кто-то перепил и дойти до дома теперь не может. В любом случае минут десять передохну и дальше пойду. Вытру только слезы. Дурная привычка слезы рукавом вытирать, забыв, что он грязный. Я прям ощутила, что грязь размазалась по лицу. Попыталась ее оттереть, только, похоже, размазала еще сильнее. Мужчина закашлялся и свалился с лавочки. Попыталась встать, но кашель так и сгибал его пополам. Туберкулез? Захотелось отсесть от него подальше, хоть и выглядел мужик довольно чисто. На бомжа не походил. Только весь мокрый, как будто долго под дождем провел времени.
— Вам плохо? — спросила я.
— Заболел. Сыро, холодно, вот бронхит и начался, — ответил он, откашлявшись и вернувшись на скамейку.
— Да, погода нынче холодная.
— А. Русалочка. Кого еще можно встретить на этой остановке? Только тебя. Опять с каким-нибудь кавалером пила?
— Нет, — я посмотрела на мужчину. Трудно было сказать сколько ему лет. Так с ходу можно было дать и тридцать и сорок. На щеках щетина. Лицо красное. Зеленые глаза мутные. Его знобило. Видимо и температура была.
— Чего тогда такая грязная? Хочешь сказать, что все
— Нога болит. Еле хожу, — ответила я, разрываясь между двумя желаниями уйти и помочь ему. — Тебе домой надо. Или в больницу.
— С простудой в больницу не кладут. А дома у меня нет.
— Как так?
— А вот так. — Он опять закашлялся. — Вот солнце выйдет, пойду на реку костер разведу. Чаю напьюсь. Пока здесь мерзнуть буду или до воспаления легких себя доведу, чтоб в больнице полежать.
— У меня дом хоть и дырявый как решето, но печка есть.
— Тебе повезло. Твой дом хороший. А дыры залатать можно. — Он закрыл глаза. Зубы выбивали дрожь. Оставить его и забыть. Всем не поможешь. Так ведь правильно. Не тащить же его домой, хотя он уже у меня был. Это до какой степени докатиться надо. Тут уже падать больше некуда.
— Пошли.
— Куда?
— Чай тебе налью и таблеток дам. Не помирать же здесь.
— Так вроде помирать не собирался.
— Ну не хочешь, сиди дрожи дальше, — я поковыляла домой.
— Чего с ногой? — он подхватил свою сумку и пошел рядом.
— Ушибла. — Опять до слез. Устала катиться вниз. Что там дальше осталось?
— Чего ревешь? Так болит?
— Да. А еще истерика. Думаю, что меня дальше ждет. Следующий пункт в программе спиться.
— Я тебе компанию составлять не буду, — сказал он. — От алкоголя только одни проблемы.
— Такой правильный? Вроде в вашей среде принято за воротник заливать.
— Если у меня нет регистрации и крыши над головой — это не значит, что я должен жить как свинья. Всегда предпочитаю оставаться человеком, — довольно резко осадил он.
— Извини. Не хотела тебя обидеть, — стало совестно за свои слова.
— А я необидчивый. Тем более на девчачью глупость обижаться себя не уважать.
— Оскорблять не надо.
— Где же тут оскорбления? Пока твое поведение умным назвать сложно.
— И без тебя тошно. Или заткнись или вали на свою остановку.
— Не, не пойду. Мне твоя идея побыть у тебя в гостях понравилась. Как самому-то не пришла такая мысль. Надо было давно к тебе завалиться. Все равно тебе скучно. А я тебе буду сказки рассказывать.
— Как кот с золотой цепью?
— Цепочки у меня нет. Я тебе не пес, чтоб на ней сидеть, да дом сторожить.
— А кто ты?
— Человек.
— Человек, тебя хоть звать как?
— Гена.
— Ника.
— Знаю. Ты говорила, — он опять закашлялся. — Ты мне все рассказала. Болтать ты любишь. Для тебя ссылка в одиночество хуже некуда.
— Я теперь с кошкой разговариваю.
— Надеюсь, она тебе не отвечает?
— Мурлычет.
— Это хорошо, что мурлычет.
— И блох я ей вывела. Она теперь мышей ловит. — Гену зашатало. Чуть не свалился. Пришлось его поддержать. — Совсем плохо?
— Голова закружилась. Ел в последний раз два дня назад. Как горло заболело, кусок не лезет.
— Сейчас печку растопим, чаю напьемся. Макароны сварим. Ты у меня тут только не падай. Я тебя не подниму. Ты высокий и тяжелый. А у меня нога болит. Как я тебя тащить-то буду, — я говорила, потому что так было легче. И дорога начала казаться не такой длинной. Мысли начали уходить с сомнениями. В любой ситуации надо оставаться в первую очередь человеком. Может это и ошибка тащить его в дом, но, с другой стороны, оставлять его на улице совесть не позволила.