Где рождаются чудовища
Шрифт:
По лесу пронёсся одобрительный клич.
– Не беги от самой себя, – сказала Лили. – Твоё место с семьёй.
– НЕТ.
Стук копыт расколол голову Мора пополам. За хвостом бледной лошади тянулся снегопад, который в один миг накрыл лес. Мор почувствовал её гнев, как собственный. Люди не могут так злиться: они загораются и затем постепенно тлеют, как фитиль. Гнев же кобылы был похож на медленную смерть в снегах, долгую и мучительную. Её гнев был как замороженная навеки жажда мести.
Мор поднялся над землёй,
Я понял, что был не один. Всё время с тех пор, как я забрался в Прорезь, во мне пряталось существо оттуда. Кошмары преследовали не меня, а её. Я не видел её белых глаз, потому что смотрел через них. Сквозь её лунные зрачки мне открывался другой мир. Все ужасные видения и сны, что я наблюдал, были её взглядом на жизнь.
Бар впитал запах пережаренных гренок и грибов. Это было старое место, куда приходили одни завсегдатаи. Новые лица не приживались, как и новое меню, и всякий следующий год люди пили то же пиво, и ели те же грибы и гренки, что и в предыдущем.
Двое мужчин сидели за одним из двух занятых столов и разговаривали.
– Вчера мне приснился тонущий башмак. Как думаешь, это что-нибудь значит? – спросил один у другого. Мужчина, задавший вопрос, напоминал акацию в пустыне: его худая фигура сгорбилась, а голову покрывала копна редеющих волос.
– Что у тебя хреновая фантазия. Все сны только о ботинках, сапогах, туфлях… – проворчал второй.
– Ведь я обувщик. Я целый день только это и вижу.
– Ты и с баб обувь не снимаешь, когда в постель их кладёшь?
– Я говорю о другом. Сны – не просто воображаемые картинки.
– Верно. Иногда они порнографические, – второй мужчина рассмеялся и вытер пот со лба платком.
Знойный день близился к сумеркам, а солнце уходило за другую часть света.
– В нашем роду все мастерили обувь, это врождённый талант. А мой сын недавно ушёл во флот, сам.
– Так как связаны тонущий башмак и твой сын?
– Он ненавидит обувь, для него семейное дело – пытка, и флот стал поводом сбежать. И после сна я боюсь, что море скоро проглотит парня и выплюнет одну косточку. Там, где он сейчас, ему не место.
– М-да, я бы тоже сбежал от такого придурка, как ты.
Оба выпили.
– О, гляди, этот проснулся.
Мор огляделся, не понимая, где находится. Голова гудела, рот связал отвратительный привкус. Между воспоминанием об огромной лошади в его квартире и нынешним пробуждением чернела пропасть.
К нему обратился худой лысеющий человек:
– Ближайшая автобусная остановка – направо, как выйдешь из бара.
– Где я?
– А тебе правда хочется это знать? – усмехнулся второй мужчина.
Мор зажал рот ладонью. Его выворачивало наизнанку. Он справился с этим приступом, но предчувствовал: начнётся следующий.
– Хорошенько ты надрался, сынок, весь день тут лежишь.
– Куда ты хочешь добраться? Я могу подсказать маршрут.
Мору никуда не хотелось, но ему надо было забрать вещи из дома. Придётся туда вернуться. Он назвал адрес тощему мужчине. Тот вытащил из кармана телефон и забегал пальцами по экрану.
– Ты далеко от дома. Но есть прямой автобус, – и он назвал ему номер.
Мор кивнул и выбежал из бара. Снаружи он оставил на стене след из кусочков пиццы.
Тело стонало от жары, а когда подул ветер, стало ломить от судорог. Его снова вырвало. Прохожие обходили его стороной. Мор отошёл в закоулок и присел на горячий асфальт.
Вдруг он улыбнулся. Впервые за невероятно долгое время. Раньше ему не приходилось сидеть на асфальте в подворотне возле бара и приходить в себя. Мор представил себя обычным человеком, который загулял на целую ночь и не жалел ни о чём на утро. Такое могло произойти, сложись жизнь иначе. Мор был счастлив, что поймал этот момент. Вся боль ушла, и следующие мгновения показались блаженством.
Он похлопал себя по карманам, не думая о том, когда вчера ночью оделся и как вообще здесь оказался. В куртке нашлось то же, что всегда было при нём: очки, немного денег, иголка.
Должно хватить, чтобы добраться до квартиры. Оттуда он возьмёт самое необходимое и уедет в другой город.
Мор встал и заковылял к остановке. Желудок бурлил, переполненный пиццей, и не скоро проголодается. Хоть что-то хорошее. Мор взглянул на выглядывающее из-за низких зданий солнце и прибавил шаг. Нужно успеть на автобус.
Сейчас я сижу на крыше девятиэтажного дома, свесив ноги к собравшимся внизу котам. Они ловят куски мяса, которые я им бросаю. На небе сгустились облака, и моросит дождь, хотя горизонт сияет заревом. Сложно поверить, что ночь всё-таки закончится.
Я оставлю эти записи на крыше и положу сверху кирпич, чтобы их не унесло ветром. Листы промокнут, но текст должен сохраниться. Я надеюсь на это. Позволение записать свои последние мысли – её маленький подарок за годы, проведённые вместе. В остальном она равнодушна к тому, во что превратила мою жизнь. Я ненавижу её за это.
Только что я бросил котам последний кусок курятины, что был у меня дома. Мясо за сутки подгнило, потому что в квартире вырубило электричество. Да, меня всё-таки вернули домой. Мне позволили взять тетрадь и ручку. На их поиски ушло несколько минут, за которые я окоченел от холода. Интересно, а как на других этажах?
Ещё я с удивлением и удовольствием обнаружил свою картину целой. Она оказалась законченной, даже краска высохла.
Глаза то и дело закрываются. Я чуть не сорвался вниз. Мара торопит меня. Только сейчас, в последние минуты, маленький монстр спрашивает моё мнение. Я бы проклял её, не будь она сама проклятием. Сегодня я узнал от неё, что начал думать о самоубийстве ещё подростком, но она отлавливала эти мысли и стирала. Не хотела лишаться убежища, стены которого сама разрушала год от года.