Где рождаются чудовища
Шрифт:
Во сне она смотрела на это самоуничтожение широко раскрытыми глазами.
Во сне её готовилась схватить длинная чёрная рука. На этом сон обрывался. Перед пробуждением в сознании сгустилась тьма. Она резко распахнула глаза, и тьма слегка прояснилась. Безлунная ночь стянула краски с комнаты. Здесь она жила, её дом был на предпоследнем этаже высотки, и свет низких фонарей не дотягивался до окон.
Сердце бешено колотилось, а в горле пересохло от частого дыхания. Органы больше не исполняли канкан, хотя всё в ней сейчас будто вывернулось наизнанку. Двинешься – и развалишься на части.
Досадно, что теперь она не выспится, а учителя
Как любому нормальному человеку ей следовало стряхнуть последние покровы сна и вернуться в реальность. По крайней мере, ей полагалось чувствовать своё тело. Быть в себе. Вместо этого она словно ушла на задворки сознания. Она рассматривала свою комнату с разбросанной там одеждой и мягкими игрушками, будто с заднего ряда кинотеатра. Даже ещё дальше – из помещения, откуда бьёт сквозь кинозал луч проектора.
Там она и сидела: в тесноте катушек с плёнками, где были записаны её мысли. Вдруг проектор запустился и защёлкал механизмами, прокручивая километры лавсановых полос с не виданными ранее кадрами. Кино началось. Ей стало не по себе. Ощущалось присутствие невидимого зрителя, наблюдающего за ней.
К чёрту это, подумала она. Такое продолжение сна ей не нравится.
Попробовав встать, она поняла, что не может пошевелиться. Лежит на спине, и тело точно парализовано. Волосы рассыпались на подушке, одна рука лежала на животе, другая вытянулась вдоль туловища, согнутые колени отвернулись к стене, где из-за края кровати выглядывал осьминог. Это был её рисунок. Щупальца чудовища тянулись к ней, то есть, они действительно медленно двигались к ней!
Она знала, что всё это её воображение. Плоский, сотворённый из красок осьминог не оживёт. Но…
Щупальца застыли перед атакой. Будь под ними нарисованы волны, они бы пенились и разбивались о фиолетовую кожу. Не могли же мифы о свирепости этих восьмиконечных монстров с тремя сердцами появиться без основания?
Что за безумие?!
Она снова попыталась встать, но удалось лишь немного пошевелить шеей. Ей хотелось сбежать из комнаты. Напиться воды, высунуться в окно и подставить голову ветру, а затем тихо и быстро, чтобы не узнали родители, выкурить сигарету или две.
Сразу же после этой мысли она уловила желание, которое чуть не приняла за своё. Кто-то хотел, чтобы она осталась в комнате.
Гротескность происходящего могло объяснить только одно: всё это было сном. Да, конечно, она ещё спала. И не просыпалась с тех пор, как падала со сверхсветовой скоростью. Подсознание учудило над ней розыгрыш.
«Это всего лишь сонный паралич, – подумала она, – я сталкивалась с этим и раньше».
Спящее тело не отзывалось на мысленные команды. Своеобразный бунт в организме, который нельзя подавить. В такие моменты запутавшийся мозг проецирует фантазии из сна на реальность, украшая мир иллюзиями: воображаемые запахи ударяют в нос, кожа чувствует всю нежность и боль сна. Подобное звучит соблазнительно, если во сне, например, занимаешься сексом.
Она видела своё отражение в потолочном бра, и никто не занимался с ней сексом. Она лежала одна на белых простынях.
Послышался стук. Ей удалось повернуть голову к окну и разглядеть ворона. Тот настойчиво стучал клювом по стеклу. Ворон заметил, что
Звук царапал слух и разносился гулким эхом, словно в склепе.
Она не понимала, сон это или ворон настоящий, пока птица не влетела в распахнувшееся окно. Но она всегда запирала окно на ночь, даже в жару.
Зато теперь ясно, что всё это не настоящее.
Сон оказался настолько реальным, что она почувствовала ворвавшийся в комнату холодный ветер. Шторы всколыхнулись, и край прозрачной тюли упал на волосы.
Ворон оглушительно закаркал, вздымая эбонитовые крылья и кружа по комнате. Пернатый посланец словно разрушил барьер, преграждающий вход в её комнату непрошеным ночным гостям. Теперь к ней мог заглянуть кто угодно.
Вслед за вороном выросла луна. Перья птицы окрасились серебром, а глаза сверкнули призрачным блеском. Бледное светило стало раскачиваться на небе, как маятник, и в комнате задвигались тени. Они незаметно соскальзывали со своих мест и подкрадывались к ней, ползли и сливались воедино, проглатывая комнату, как океан берег во время прилива. Тени от ножек стульев, переплетов книг, фарфоровых кукол, полотен картин – всего, что захватил лунный свет, – тянулись к ней. Щупальца осьминога продолжали тянуться к ней. Это тёмное ополчение привело её в ужас. Чем больше она паниковала, тем более изощрённые образы вытаскивал из подсознания мозг, и сегодня он был в ударе.
За рёвом ветра донеслись чьи-то шаги, и она взмолилась, чтобы это оказалась мама. Сейчас дверь откроется, впуская свет из соседней комнаты, и сон развеется. Или, может быть, утро уже наступило, и вот-вот спасительные лучи солнца её разбудят. Пожалуйста, что угодно, лишь бы её вызволили из собственного тела.
Неужели так чувствуют себя больные в коме, подключённые к системам жизнеобеспечения?
Ветер тоже поддался одержимости. Сквозь окно в комнату врывался настоящий шторм, вырывающий с корнями цветы на подоконнике. Всё новые и новые порывы оглушительно хлопали в ушах, надрывая барабанные перепонки. Поднялся невидимый смерч, разрушающий мир. Он сорвал с неё одеяло и вцепился ледяными объятиями. Это было всё равно, как если бы с неё сорвали кожу. Беззащитной перед стихией, ей оставалось лежать обездвиженной, пытаться проснуться и ждать маму. Медленные шаги подступали к двери, отдаваясь в голове накатывающей океанской волной.
После такого понадобится выкурить целую пачку сигарет, пусть только никотин протолкнёт дальше по венам её застывшую от ужаса кровь.
Она боролась, мучилась, но не просыпалась. Мысленные усилия не помогали. Из грудной клетки вырывалось сердце, мозг пульсировал и точно вздулся, больше не влезая в черепную коробку. Становилось всё хуже. Её душевное состояние крошилось, превращаясь в руины.
И тогда к ней пришли. Шаги оборвались. Дверь не шелохнулась, но в комнату всё равно вошли. Это была не мама.
Он сел на стул возле кровати. Свет луны не касался его, будто огибал, но она рассмотрела невероятно высокую, худощавую фигуру с нечеловечески длинными конечностями. У него не было лица, цвета или одежды, только сплошная, но осязаемая тень. Фигура почти касалась сгорбленной спиной потолка, скрестив руки на острых коленях. Пальцы, как веревки, свисали с ладоней. Она заглянула в потолочную бра и увидела себя в море тьмы. Появление Чёрного Человека вычеркнуло из метафизической реальности всё, что она знала.