Где спряталась ложь?
Шрифт:
Переложив пару раз подушку, он сначала покашлял, потом покрякал и не получив реакции в открытую полез с разговором:
— Ау, барышня?! — Лена молчала, он продолжил. — За что же на тебя напали? Не из-за твоих же пресных детективов, в самом деле? Неужели ты что-то там стоящее намарала? — Донеслось до её ушей с его половины кровати.
Ей бы в самый раз помолчать. Пусть себе язвит. Да она и честно старалась держать себя в руках, но сорвалась. Не получилось быть железной.
— Послушай ты, телефон последней модели, что тебе от меня надо? Дались тебе мои книги, не читай, если раздражают, в руки можешь не брать, я не обижусь. Только вот заткнись и не доставай меня больше, понял?
— Понял. Не придирайся. Надо было не психа давить, а есть, чтоб на почве голода не бросаться на людей. Гав-гав, ам-ам… Так можно и ухо запросто откусить, — пряча смущение, слабо огрызнулся
Этого уж она стерпеть не могла. Какой нахал, мало возраст, так он ещё и живот умудрился её тронуть. Претензии, так сказать, предъявить.
— Что? Да, как ты смеешь, — развернулась она и тут почувствовала, как одна его сильная рука рванула её к себе, а вторая жаром опалила, пронесясь горячим ветерком по телу и по раскритикованному в пух и прах животу, естественно, тоже: "Ой, мамочки!" — запрыгало в ней от головы до пят.
"Ай!" Лена даже не успела удивиться или испугаться на такую наглость, как его губы торопливо нашли её, открывшейся было в возмущении, рот. "Ничего себе!" Она спеленатая его руками забилась под ним. Сейчас этот агрессор узнает, сейчас он получит… Но губы вдруг против её воли втянулись в поцелуй, получившийся в момент безумным, а тело, сделавшееся под его рукой безвольным, безропотно, подчиняясь, предавало. Оно тянулось к нему и отвечало. И это вместо того, чтоб оттолкнуть. Получается, Лена узаконила его вольную наглость. Она целовалась сейчас, как сумасшедшая, вспыхивая от его ласк и горя от жара его тела, каким то уголочком сознания понимая, как ей этого мало… Страсть крутила, крутила втягивая и её в свой сумасшедший водоворот. И она завелась. И ещё как завелась. Пусть и ненавидела себя за это, но рванулась в безумство. Не успев остыть от одного полёта, тела, руки, головы шли на новый круг. Всё бабье долгое одиночество, тоска, неудовлетворённость, выплеснулась сейчас на этого совершенно чужого ей мужчину. Чтоб зараз отлюбить по случаю и забыть. Даже раскаяния не было, какая то злость: "Это тебе за вредность, — с блаженством думала она. — Получай, раз нарвался!" Сейчас им говорить было некогда и не за чем. Руки, рот, губы — всё было в работе. В таком огне точно не до споров. Она чувствовала, как он удивлённо охал под её жаром и сладко постанывал. А она купалась в невероятной радости: "Это тебе не твои модельные козы!" — звенел мстительный колокольчик внутри её. Горела до дрожи, сама боясь уже того накала, выжимала из него всё. Выбившись из сил, она, откинувшись на подушку и отходя от сладкой дремоты, наконец, начала понемногу соображать. Перед ней ясно нарисовалась картина случившегося с ней. "С чего, в самом деле, на меня нашло, почему не сопротивлялась. Какое к лешему сопротивление…, стыдоба, накинулась на мужика, как голодная кошка на мясо. Валяюсь тут в чём мать родила. Господи, боже мой, стыд-то какой. Я и вдруг — падшая женщина, кошмар какой-то! Только этого мне для полного счастья и не хватало! — корила она себя совершенно не представляя что дальше делать и как себя вести. — А этот тоже жук, потягивается как сытый кот. Щурит себе сладко глаза. Воистину, нет предела их самонадеянности". Такой выбух и бурное облегчение расслабили его, он напоминал довольного мальчишку. Чудное превращение. Тигр стал котиком. Выглядел совсем ручным и милым. Воспользовавшись его отдыхом и таким балдёжным состоянием, Лена попыталась выскользнуть. Но не тут-то было. Хоть и подобревший хищник не хотел выпускать свою самку. Держал на все силёнки, полулежа на ней, обхватив желанное тело. Лена почти паниковала. Запах страсти, давно забытый ей, бил по ноздрям и кружил голову. Она давила его разумом, он не поддаваясь рвался наружу. По мере того, как сладкий туман рассеиваясь оседал и мозги в голове возвращались на место своих дислокаций, она в новом порыве задёргалась, пытаясь высвободиться. В голове колотилось: "Надо бежать!" Куда? Не важно, можно хотя бы под душ. После пустых усилий вырваться, напугалась: "Такого большого и тяжёлого ей не скинуть". Заколотив кулачками по такой мощной груди, она, пытаясь получить свободу, проныла:
— Отпусти, раздавил же!
Улыбаясь, он расслабил объятия. Она тут же попыталась воспользоваться плодами своих усилий.
— Куда! — промурлыкал он, но, уловив её движения, придавил усилия.
— В душ, мне надо…
— Лен, не скачи, вместе пойдём, я отнесу… — блаженно мяукнул он.
"Ага, сейчас! Только ещё этого не хватало!"
Пока он блаженствовал и соображал, что да к чему, она выскользнула из объятий, кубарем скатилась
Он улыбаясь сам себе поднялся и последовал за ней намереваясь составить ей компанию, но дверь ванной была заперта изнутри. Неприятный сюрприз.
— Лен, кончай, впадать в истерику, открой. — Не дождавшись ответа, прибавил громкости. — Весь городской запас горячей воды выльешь на себя. Ну не будешь же стоять под водным потоком до утра. К тому же вода нынче тоже больших денег стоит. Вылезай, давай, а то ты меня разоришь.
Это подействовало, она закрыла краны и всхлипнула:
— Не дрожи, я заплачу крохобор и за эту ночь тоже.
— Прикольно! Выходи, поговорим, раз так тебя глючит.
Лена, кутаясь в полотенце, завопила:
— Отстань, я тебя видеть не могу, ты втянул меня в дерьмо.
— Я не пойму что-то… Что, не понравилось что ли? Сейчас пойдём и улучшим.
Её эта его скороспелая идея не просто не нравилась, а пугала. Снова оказаться в его объятиях… Она уже такого натворила, что не дай Бог… Ответ последовал, хоть и с запозданием, но короткий и выразительный.
— Гад!
— Лен, ну ты хватит западать так, не малолетка, соблазнённая. Я предложил, ты не отказалась. Ещё как не отказалась. Я до сих пор на грешную землю упасть не могу. Что теперь-то локти кусать и волосы на себе рвать. Маменька не заругается чай или ты Даньки боишься?
"Издевается поросячий хвостик. Ещё и Даньку приплёл".
— Пошёл вон, дурак.
— Ну что за цирк, в самом деле. Слова же опять у тебя обидные. Так меня лет десять никто не обзывал. — Сдерживая смех, веселился он.
Но она, не слушая его, ныла про своё больное место:
— Господи, откуда ты на мою голову взялся…
Надоев целовать дверь, Никита грозно рявкнул:
— Выходи или я разобью эту чёртову дверь, и это обойдётся мне в копеечку. Тоже мне школьница соблазнённая нашлась. Курам на смех. — Говоря всё, что заплуталось на языке, он, потешаясь опять, чтоб ещё сильнее не обидеть, с большим трудом сдерживал смех и надеялся хоть гневом выманить её оттуда. Правильно полагая, что должна она завестись и пожелать прибить его, а для этого ей потребуется выйти. Идея закачаешься должна сработать.
"Куда уж обиды больше-то, её просто не осилить её организму". Лена, растерев слёзы по лицу, подумала: "Хоть как пыли, а всё же выходить придётся из этого бункера". Утопив возмущение в воде, она попросила:
— Принеси халат.
Ни готовый к быстрой капитуляции Никита уточнил:
— Я не понял, что тебе подать?
Лена, решив, что притворяется, взбунтовалась. Правда бунт был почти вежливым.
— Халат. Глухой? По буквам, что ли ещё рассказать.
Надо же сработало. Ай да я!
— Зачем. Всё ж и так понятно. Минуточку.
Вежливости у неё надолго не хватило.
— Пошёл ты к чёртовой матери, — сорвалась Лена на ругань. — Я костьми лягу, а от тебя откачаюсь.
Никита коротко хохотнул:
— Надо пожаловаться твоему издателю за далёкий от литературы язык.
— Зато близкий к реализму. Принеси халат, хватит выпендриваться и повесь на ручку двери.
— Ладно, будет тебе халат. — Сымитировав уход и приход, он тут же выхватил её из щели, в какую она, протянув руку, принялась шарить, в поисках одежды.
— Фу — у! Сколько усилий и нервных клеток потрачено из-за книжного абажура. — Цепко поймав за локоть, он потянул её к себе. — Всё оказалось не так уж и страшно, да?
— Убери руку, затрахал…,- забилась она. — Дождёшься, убью… Можешь не сомневаться.
Он беззаботно хохотал:
— Сомневаюсь… ты так любила…
Изловчившись, она въехала ему в плечо кулаком.
— Какой же ты…
Он сгрёб её в охапку, притиснул, чтоб не дёргалась к себе и держал пока не успокоилась. Обжигая поцелуем висок, предупредил: