Где-то на краю света
Шрифт:
– Я не одна прилетела! Со мной еще целый самолет разных людей прилетел! Лариса с сыном, например.
– Вот именно. Но все началось именно с этого! Ты дважды была у Вуквукая. Во второй раз он уже был… убит. Как его убийство связано с тобой?
– Никак, Олег. Это глупости. Я ни разу не была на Чукотке, я ничего о ней не знала, я даже книжек про Север не читала никаких, кроме Каверина! Моя командировка сложилась очень быстро, о ней тоже никто не знал.
Он не слушал ее.
– У него что-то искали, правильно? Ты сама говорила, что в квартире у него был разгром.
– Олег,
– Марья Власьевна считала, ты что-то знаешь и не говоришь, и позвонила нам в эфир, чтобы тебя напугать. Откуда и что ты можешь знать?
– Ничего и ниоткуда.
– Но, если она так подумала, значит, и тот человек мог подумать то же самое.
– Что «то же» и что «самое»?
– У Вуквукая что-то искали и у тебя тоже искали. В комнате, когда ты подумала, что Таня рылась в твоих вещах! В сумке. По всей видимости, ничего не нашли, потому что потом тебя обыскали уже… основательно.
Лиля вздохнула и налила ему кофе в кружку.
Он задумчиво вылил его в раковину – изумленная Лиля проводила глазами это движение, – достал с полки плитку какого-то спекшегося вещества, похожего на волосатый шерстяной шоколад, отломил кусок, бросил в чайник и залил кипятком. Лиля подошла и заглянула внутрь:
– Что это такое?
– Плиточный чай. У Ромки всегда есть, он любит. У тебя тоже что-то искали, и вот вопрос – нашли или нет?.. Но что именно у тебя могли искать? Деньги? Нет. Документы? Нет. Что могло оказаться у тебя такого, что принадлежало Вуквукаю?
– Торбаса, – буркнула Лиля и понюхала плиточный чай. Ничем не пахло. – Я купила у него торбаса.
– Торбаса, – повторил Олег Преображенцев. – Точно.
Он закрыл глаза, как будто Лиля мешала ему сосредоточиться. Или на самом деле мешала?
– В землянке ты была в своих московских ботинках. Их разрезали, как и всю одежду. Я собрал ее и принес сюда.
– Ну да. Потому что я поссорилась с Таней! А прощения так и не попросила! А кухлянка и торбаса…
Он вдруг вышел из кухни, тихо прикрыв за собой дверь. Лиля постояла немного, подняла крышку чайника, где заваривался невиданный напиток, понюхала – пахло резко и необычно, – пожала плечами и вышла следом.
Он сидел на медвежьей шкуре, где давеча воплотилась в жизнь древняя легенда, и сосредоточенно рассматривал ее торбаса.
Лиля подошла и стала рядом на колени. Сидеть, как он, скрестив ноги, она не умела.
– Принести тебе твой чай?
Олег чуткими пальцами ощупал один сапог, отложил и принялся за второй. Лиля смотрела на его руки – совершенный, приспособленный, умный инструмент! У нее совсем не такие руки!
– Между прочим, – вдруг вспомнилось ей, – они не очень и удобные!
– Что?
– Правая торбасина какая-то неудачная! Я для того второй раз к Вуквукаю и пошла, чтобы он мне поменял их или переделал! Давит на косточку ужасно. Вот с этой стороны, видишь?
Олег посмотрел сначала на сапог, потом на Лилю, а после отчего-то покачал головой:
– Принеси мне нож.
– Какой?! Кухонный?!
Он поднялся – как это у него получается вставать со скрещенными ногами?! – не выпуская из рук Лилин сапог, вышел на секунду и вернулся.
– Давно следовало сообразить, – бормотал он себе под нос. – Ведь это же очевидно. Единственное, что отдал тебе Вуквукай, – торбаса. Значит, все дело в них.
Он опустился на шкуру, Лиля подползла поближе и засопела ему в ухо. В мочке была дырка для серьги. Нож с широким лезвием он держал как-то странно, будто авторучку. Пальцы прошлись по шву, раз и еще раз, лезвие подцепило мех, вошло глубоко и словно споткнулось обо что-то. Олег аккуратно и быстро надрезал шов, раздвинул его и высыпал на медвежью шкуру тусклые серые камушки, довольно крупные.
– Ну, конечно! – сказала Лиля. – Вот они мне и мешали! Это же надо взять и зашить в сапог горсть гальки!
Олег Преображенцев еще чуть-чуть надрезал шов и вытряхнул остальные, помельче. Вид у него был хмурый.
Ножом, зажатым в пальцах, он почесал себе голову.
– Значит, алмазы все-таки были, – произнес он задумчиво. – И есть. Вот они.
– Где?!
Он кивнул на шкуру, где лежала горстка камушков.
– Это алмазы?!
– Это целое состояние, Лиля.
Она не верила своим глазам и не верила своим ушам.
Нет, в ее новой вселенной все, что говорил Олег Преображенцев, было непреложной истиной, в которой смешно и дико сомневаться, но в то, что перед ней на полу лежит горсть алмазов, – не поверила.
– Не может быть. Они совсем не похожи на бриллианты.
– И тем не менее. Просто это неограненные алмазы, и если их огранить, то получаются бриллианты.
Лиля взяла камушек и посмотрела. Обыкновенный серый камушек. Пожалуй, когда она поднесла его к свету, в нем стала угадываться какая-то глубина, но… бриллианты?!
– Кто-то его напугал, – продолжал Олег, а Лиля все рассматривала невзрачный камушек, – Вуквукая. Кто-то знал, что у него есть алмазы, а он был уверен, что не знает никто! Он зашил их в торбаса, чтобы уж точно не нашли, и отдал торбаса тебе. Потом он забрал бы их, и все дела, но его убили, и алмазы остались у тебя. Человек, который его убил, не нашел ничего и решил, что Вуквукай почему-то отдал их тебе. И ты их прячешь. Он обыскал твою сумку, потом комнату, потом тебя. И ничего! Если бы ты в тот вечер ушла от Тани в торбасах, а не в своих московских ботинках, он бы их нашел. И сегодня уже улетел бы, скорее всего. Но он камни не нашел. Значит, убийца все еще здесь.
– Я все время ходила с кучей алмазов в сапоге? – глупо спросила Лиля. – И они мне мешали?
Олег Преображенцев думал, и лицо у него стало сосредоточенное и отчужденное.
– Твой попутчик Володя почему-то врал, что в тот вечер сразу же вернулся в гостиницу, а это не так! Официант и бабка-вахтерша говорили другое. Официант сказал, что он сидел очень долго, хотя почти ничего не заказывал, а потом как-то тихо ушел. И бабка сказала, что явился он поздно, потому что… гулена.
– Господи, Володя-то тут при чем?! Еще какого-то Володю придумал! Этот тип обыкновенный банковский клерк! Он мне все твердил про повышение и про то, что Анадырь – это не навсегда!