Где-то на земле есть рай

Вербинина Валерия

Ласточкин и двое охранников стали разбирать пакеты и коробки, отшвыривая их в сторону. Не прошло и двух минут, как перед нами во весь рост предстал Георгий Лазарев, бывший банкир и бывший муж знаменитой актрисы. Челюсть его отвалилась, на пиджаке с левой стороны натекло немного крови. Наклонившись, Ласточкин потрогал пульс.

— Он мертв, — сказал Павел, выпрямляясь. — Убит ударом чего-то острого в сердце, скорее всего ножа. Словом, все почти так, как и говорилось в том телефонном звонке.

Глава 11

Ночь

с 5 на 6 апреля

В голове моей взрывается самый настоящий фейерверк. Он настолько ослепителен, что на мгновение я утрачиваю всякое самообладание. Проворонили! Прошляпили! Прозевали! Олухи, ослы, кретины! И кто? Мы! Нет, в самом деле, ну где это видано, чтобы знающие свое дело опера позволили у себя под носом убить человека? И не какого-нибудь, а самого Георгия Лазарева, банкира, толстосума, почти олигарха! Столп общества! Почтенного гражданина! Пуп земли — а если и не пуп, попробовали бы вы это доказать самому Лазареву!

Однако столп общества, похоже, больше ничто не колышет. Он лежит у наших ног в нелепой позе, и температура его тела стремительно приближается к температуре окружающей среды. Сравнявшись с температурой среды, она будет продолжать падать дальше, до температуры морозильной камеры, в которую его поместят, жалкого, дряблого и раздетого, повесив для верности к ноге стандартную бирку. И те, кто раньше так лебезил перед ним, станут говорить о нем с усмешкой, не лишенной тени торжества, какое всегда и везде испытывают оставшиеся в живых перед лицом мертвых.

Первый телохранитель не выкрикивает, а прямо-таки лязгает в телефон распоряжения охране. В доме враг! Убийца! Оцепить — схватить — не выпускать! Отвечаете головой и прочими частями тела!

— Орудия убийства нет, — говорит Ласточкин.

— Нет, — соглашаюсь я. Он хмурится:

— Надо бы ей сказать.

Всенепременно. Убийство мужа — лучший подарок ко дню рождения. Лучше не придумаешь. Нет уж, увольте меня от этого.

— Что происходит? — звенит в дверях голос Арбатова.

Охранники поспешно поворачиваются к нему, но слишком поздно: он успел заметить тело. Увидев мертвого банкира, Юрий Данилович слегка меняется в лице. Готова поклясться, в этот миг он живо представил себя на месте убитого.

— Однако, — только и произносит Арбатов. Ласточкин бросает на него быстрый взгляд.

— Произошло несчастье, и мы были бы вам очень обязаны, если бы вы… э… не стали о нем распространяться.

— Разумеется, — отвечает Арбатов и уходит.

Павел поворачивается к охранникам:

— Надо известить местных оперов, они официально откроют дело об убийстве. Постарайтесь ни к чему не прикасаться — может, где-то остались отпечатки убийцы. Да, и еще: гостей из дома не выпускать. Они могут нам понадобиться как свидетели.

— Камеры наблюдения, — напоминаю я.

— Да, это первое, чем следует заняться, — соглашается мой напарник. — Охрана не обнаружила никого из посторонних?

Первый телохранитель говорит по сотовому.

— Нет, —

отвечает он уныло, закончив разговор. — Никого ребята не видели. Кстати, а где ваш помощник?

— Какой еще помощник? — ошарашенно спрашиваю я.

На лице охранника — искреннее удивление:

— Ну как же… Приехал парень, сказал, он работает с вами, назвал ваши фамилии, и его пустили. Что, он не с вами?

— Как его зовут? — орем мы с Ласточкиным в один голос.

— Да он вроде называл свою фамилию… Черт, значит, это был не он?

Но уже слишком поздно: Паша Ласточкин завелся, и теперь ему сам черт не брат.

— Ты остаешься у тела! — кричит он второму охраннику. — Никого в комнату не пускать, ничего не трогать! А ты, — говорит он первому, — проводи нас к тем, кто пропустил этого малого. Мне нужно его описание! Срочно!

Он вылетает из комнаты быстрее, чем тихоокеанское торнадо успело бы смести с лица земли нужник фермера Джонса.

Боже, как неудобно бегать в платье! А каблуки? Черт возьми, я едва не забыла про туфли с каблуками, которые к нему надела, и, если бы я вовремя не ухватилась за перила, лететь мне кувырком по лестнице. Гости! Гостьи! Расфуфыренные фифы, гоблины с толстыми кошельками… Посторонитесь, мать вашу!

— Хамка! — визжит мне вслед обладательница силиконовых губ.

Я присоединяюсь к Ласточкину и охраннику уже у ворот, где стоят на стреме бдительные сторожа. Ух, как на них ругается охранник, которого, кстати, зовут Ваней! Не трехэтажные, а тридцатитрехэтажные выражения сыплются на них, и прежде чем сторожа успевают хоть как-то отреагировать, они оказываются прямо-таки погребены под сыплющимися обломками.

— Ладно, ладно! — вмешивается Паша. — Опишите мне этого якобы помощника.

Описание мы вскоре получаем, причем самое исчерпывающее. Невзрачный хмырь, на вид довольно молодой. Не то блондин, не то брюнет, но уж точно не рыжий. Приехал на раздолбанной полицейской машине с мигалкой. Вел себя крайне уверенно, что, собственно, и является причиной того, что его без особых хлопот пропустили внутрь.

— Хорошо придумано! — скрежещу я зубами, обращаясь к Ласточкину. Я только что заметила на своем платье затяжку, появившуюся не понять откуда, и этот факт куда в большей мере, чем труп в комнате для подарков, способен служить оправданием моему дурному настроению.

Ваня вызывает людей и предлагает прочесать дом и сад. Без особого энтузиазма мы соглашаемся. Сто против одного, что мавр, сделав свое черное дело, уже успел уйти. Разве что чудо… Да нет, чудес в нашей профессии не бывает.

В саду мельтешат фонари и слышится забористый мат. Ласточкину вернули его оружие, и мы наравне с охраной прочесываем местность.

— Лиза, посвети налево! Левее!

Листва на деревьях кажется почти черной. Я спотыкаюсь о неизвестное животное, которое издает возмущенный вопль и удирает в ночь, сверкая глазами. Мы с напарником упираемся в какое-то строение вроде беседки, в довольно претенциозном стиле. Плющ, ажурные завитушки.