Где-то в Европе...
Шрифт:
В окрестностях ланча внезапно возник Мередит и потащил к еще одному местному валлийско-русскому чудаку — Питеру Джаретту, полному, краснолицему, чернявому парню, который совмещает умеренные занятия прагматичной политологией (в т. ч. и Россией) с неумеренной любовью к отеческим (валлийским, а не английским), нет, не гробам — замкам. Джаретт лепетал нечто на языке, который называл русским; лепетал по-бабьи, прижимал пухлые ручки к толстой груди в знак любви к русской литературе и валлийским развалинам. Впрочем, славный малый, обещал в следующую пятницу свозить (п)осмотреть столь милые его сердцу (и, признаюсь, моему) руины. Посмотрим.
После Джаретта обедал, занимался шопингом, гулял в парке. После прогулки воспоследовал визит к Айвану Свитлэндсу, рекомендованному Мередитом как «специалист по замкам». Ох, уж эти замки… Мрачноватый мужик, схожий с Раскольниковым в исполнении Тараторкина (или с Володей Климычевым с большого похмелья), принял меня. И я принялся. Попыхивая пахитосками, мы важно обсуждали проблемы валлийской истории, дарили друг другу книги и расстались, кажется, довольные друг другом. Решили даже еще раз покалякать о
А дальше произошло невероятное. (Нальюка я себе бокал «Риохи», дабы придать стереоскопичность рассказу.) Умаявшись беседами на басурманском, я отправился проветриться, перешел на ту сторону Ойстермут Роуд; так, бесцельно. Спустился к воде, полюбовался цепочками следов на песке, поднялся и вдруг побрел на запад, где, по утверждению карты, за «Персями» (чувствуешь романтическое настроение?) располагается Ойстермутский Замок. Думал с кондачка глянуть на эти развалины, раз их все тут так любят. Но разговор с очкастой велосипедисткой остановил меня. До развалин оказалось мили две. Тогда я вновь пересек дорогу и повернул назад, но не вот шел, чтобы идти, а паб искал или пивка на вынос. Заглянул было в лавку при бензоколонке, но тамошняя продавщица, услыхав про пиво, закудахтала испуганно: «Pardon! Pardon!» и направила меня куда-то за угол, где, казалось ей, есть паб. Паба за углом не было. Я побрел домой, но подвернувшийся студентик навел-таки меня на винный магазин, до которого, впрочем, оказалось полчаса ходьбы. В милой пустой лавке «Виктория Вайн» я затарился «Гиннессом», «Риохой» и розовым анжуйским. Любопытно, что вторично дорогу мне указывал длинноволосый тип шотландской наружности, который, узнав, куда мне надо, оживился и щелкнул по своему пакету: мол, я оттудова гребу. В пакете звякнуло.
Выйдя из винного рая, я очутился в библейской тьме. Никак не мог вспомнить, откуда пришел и куда идти. Потерялся, хрестоматийно потерялся в чужом городе, в пять вечера, под противненьким ноябрьским дождем. Я уцепился за какого-то невероятно шамкающего старикана и попросил указать путь. Речей его я не понял, но уловил общее направление и последовал указанию дрожащего перста. И добрался! Увидев огни родного кампуса, чуть было не расплакался от умиления. Home, sweet home…
Вечор провел в библиотеке. Мгновенно, как во сне, пролетели три часа. Библиотека — это наркотик (хорошая, конечно). Может быть, Борхес прав: рай — это библиотека. Может быть, нет. Но плохая (например, советская) — несомненный ад.
Засим прощаюсь.
Твой Денис
12.11.1994
Суббота
Свонси
Привет, Кирилл,
буду краток, ибо торжественность происшедшего заставляет держать в узде мой неряшливый дискурс. День сей войдет в историю русско-валлийских отношений. Утром, озолоченный лучами Авроры, явился Мередит на «Тойоте», и мы направились в окрестности микроскопического городка Бриджент на заседание общества любителей истории графства Гламорган (Южный). Это был отель. Это был белый викторианский отель среди лужков, пастушков и барашков. Это было почти светское party. Это было в духе Честертона. Это было в духе Феллини. Был ланч с официантами и мучительным перекладыванием ножей-вилок из руки в руку. Были патриотические полусумасшедшие старички и старушки (последние — не без перманента). Были доклады и речи, изыскания археологические и генеалогические. И аплодисмент тоже был. Это был Пиквикский клуб на фоне чудного южно-валлийского ландшафта. Наконец заморский гость был представлен почтеннейшей публике. Ему оказали честь вытащить победительный жетон благотворительной лотереи историков-любителей. Он поворошил бумажки в вазе и огласил (безо всякого акцента, клянусь!): «Фифти уан!» Мистер Баффолли (тот самый участник сенильного ланча) радостно всплеснул руками и побежал получать выигрыш. Книгу. О развалинах, конечно. Гостю рукоплескали. Когда гостя вывели на воздух, путь ему освещала романтическая луна. Гость был доволен.
А потом гостя отвезли домой. Он допил весь «Гиннесс», вскрыл «Риоху» и сел писать это письмо.
Будь здоров!
Денис
13.11.1994
Воскресенье
Свонси
Кирилл,
вот и воскресенье почти прошло. Этот день я посвятил разного рода путешествиям. Утром пошел в Ойстермут, до которого оказалось лишь 45 минут ходьбы. Вот тебе и 2,5 мили! Не стоит верить очкастым велосипедисткам. Сильнющий ветер чуть с ног не сбивал, но это не помешало насладиться видом пустынного побережья и осмотреть замок. Так как ойстермутские руины — первые, «пощупанные» мною, опишу их подробнее. Замок имеет форму буквы «Г»; две башни расположены на загибе и одна (весьма впечатляющая, с огромными воротами) — у основания. Он стоит на холме и наиболее сильной стороной (там, где угол и две башни) повернут к горам, к северу и северо-востоку. Менее сильная его сторона и ворота смотрят на юг и юго-запад: на Бристольский залив. Замок сложен из мощных серых камней, достаточно ровно обтесанных. Табличка у ворот гласит: «После того, как валлийцы сожгли ранние деревянные нормандские замки в этих местах, семья Браозов, известная своей агрессивностью и предприимчивостью, перестроила эту крепость в начале XIII века. После завоевания Уэльса Эдуард I провел здесь два дня в 1284 г. [10] В частичном разрушении замка повинен Кромвель, однако в годы Гражданской войны замки не играли заметной стратегической роли. Каменные ступеньки ведут в помещение стражи…», но далее читать не интересно, т. к. меня лично каменные ступеньки не ведут никуда: замок почему-то закрыт для экскурсий. Я обошел его снаружи, несколько раз, потрогал баснословно древние камни и, невзирая на дождик, покурил на очаровательной красной скамеечке у входа. В память о нормандцах — «голуазину». Но сколько сдержанного монархизма в упреке: «в частичном разрушении замка повинен Кромвель…»!
10
Уэльс, не будучи единым государством, был фактически независимой (от английской короны) территорией до 1284 г. Однако часть региона колонизовали норманны после битвы у Гастингса (в 1066 г.). Упомянутое в письме семейство Браозов — баронская фамилия, имевшая владения в Ю. Уэльсе в XII–XIV вв. В течение более 200 лет норманны (потом — англо-норманны) завоевывали и теряли земли, населенные коренными валлийцами. В 1284 г. Уэльс был окончательно присоединен к Англии королем Эдуардом I. Диссертация ДК была посвящена, отчасти, этим событиям.
После фортификационных штудий я недурно пообедал в индийском ресторане, после чего решил: первый осмотр замка следует отметить первым посещением британского паба. Выпил пива (и виски). В пабе — хорошо.
На обратном пути мне было и теплее, и веселее (понятно, почему); невзирая на ветер, бодро шагал и распевал всякие русские песни.
Дома отдохнул и пошел в другую сторону — в центр Свонси, до которого оказалось минут тридцать пешком. Я долго шатался в темноте, среди закрытых магазинов, наткнулся на другой индийский ресторан и поужинал там (очень скверно. Нельзя подавать карри к лососю!). В ресторане поддавшие аборигены приставали к хозяину с расспросами касательно его веры. Особенно интересовала их гастрономия: что можно и чего нельзя есть. Бронзовый, скульптурный Муслим (так звали хозяина) отвечал уклончиво и немного брезгливо. Когда он ушел, официант объяснил, что Муслим — буддист. Так, сегодня для меня сошлись в окрестностях Свонси Крайний Запад и Крайний Восток.
Вечером в кампусе было очень скучно.
Bye, bye.
Денис Ибн Константин,
эмир Ойстермутский
14.11.1994
Понедельник
Свонси
Здравствуй, Кирилл!
Сегодняшнее утро началось с потопа, который я устроил в ванной: не рассчитал, что при местном сильном напоре воды британская ванна наливается за одну минуту. Услышав плеск, я в ужасе вбежал (точнее — вплыл) в ванную комнату и четверть часа вытирал пол.
Первые несколько дней самым большим святотатством для меня было ступить на английский газон. Нельзя же, в самом деле, ходить по картинам!
До ланча встречался с Ричардом Уильямсом. Этот мощный старик (скажем по-остаповски), как я потом выяснил — казначей бреконского собора, был весьма сдержан, говорил мало, но учтиво и исчез навсегда, оставив в подарок с десяток своих публикаций.
Кстати, о подарках. Почти четыре часа провел я в Археологическом Объединении Гламоргана и Гвента. Энди Уорвик — прыщавый, краснолицый, порывистый парень — водил меня по этой со вкусом и размахом задуманной организации. Один архив чего стоит! Тут видна иная сторона британской страсти ко всякого рода древностям, нежели в обществе историков-любителей: не диккенсовские старички и старушки, а энергичные мужики и бабы верхом на компьютерах; но суть та же — расковырять последний гвоздик в своей стране, дабы выяснить, не был ли он забит правнуком того самого бейлифа, который при проезде Генриха VIII через его город крикнул: «Да здравствует король!», что зафиксировано в дневнике королевского повара, изданном в журнале «Archaeologia Cambrensis» за 1859 год. Однако вернемся к подаркам. Последний, с кем меня познакомили в этой археологической корпорации, был ее (корпорации) директор. Веселая английская туша. Добрый малый. Он презентовал мне (по собственному выражению) «дипломатические дары»: целый ящик их изданий плюс свернутые в трубу археологические постеры. И я, несчастный представитель народной дипломатии, поплелся со всем этим пешком: из Свонси в Университет! Как протащу дары археологического Санта Клауса через весь Уэльс, через весь остров, а потом в Россию? Загадка.
До десяти вечера — библиотека. Потом соорудил ужин из «Риохи», чеддера, маслин, итальянских булочек, яблока и чудного розового анжуйского.
Привет.
Денис
15.11.1994
Вторник
Свонси
Ура! Кирилл,
сегодня утром чуть-чуть солнышка. Сегодня ровно неделя, как я в Британии. Вступила в свои права рутина. Писать совсем не о чем.
Утром встречался (во второй раз) с Айваном Свитлэндсом: как обычно (it's routine) покурили, поболтали о замках, гарнизонах и донжонах [11] . Айван, как и все здешние ученые, чудак; но их чудачество конвейерное (мятые пиджаки, вегетарианство, придурковатый конформизм, или «нон»-, неважно), а его чудачество — штучное. Во-первых, он курит, чем приводит в ужас людей типа Мередита (последний мне сообщил доверительно, что уже семнадцать лет не ест соли. На вид ему лет сорок пять). Кабинет Айвона — единственное место в историческом департаменте, где пускают дым в потолок. Во-вторых, мистер Свитлэндс диковат, мрачноват, чрезвычайно худ, высок, черно- и длинноволос, нахмурен лбом. Иными словами, весьма смахивает на шотландца, точнее, на шотландца-горца. Похоже, и слабость у него чисто шотландская: в 9.30 утра от Айвона попахивает спиртным, что на Валлийщине, 300 лет назад протрезвленной нон-конформистской революцией, немыслимо. В-третьих (и в итоге), он неудачник: ни «Dr.», ни «Prof.» не красуется на двери его уютного проникотиненного кабинета. Чуть не забыл: он сам варит кофе. И крепчайший! Учтем: чаезаваривание выродилось здесь в швыряние пакетика в кружку кипятка, а кофеварства и в заводе не было.
11
«донжон» — стена между двумя башнями. ДК звал их «донжуанами».