Где ты, маленький "Птиль"
Шрифт:
— Ага, — сказала, улыбаясь, Пилли, — они запишут ваш язык, а потом прослушают, надев на себя такую же, как у вас, аппаратуру, то есть получат перевод.
— Балда! — воскликнул я и хлопнул себя по лбу, а Пилли рассмеялась. Чириканье, да? Вполне. Но у нее — нежнейшее.
— А этот наш разговор, — сказал папа, — вполне заговорщицкий, не так ли, Пилли?
— О да! Но здесь, в столовой, записывающих устройств нет — я проверила еще до вашего приезда.
Папа развел руками. А я млел: фея-разведчица!
— Знаете, Пилли, — сказал он. — Что-то я плохо
— Да?! — сказала Пилли. — Каким это образом? Ваш корабль был уже изучен, когда он был на борту Карпия. На такой вашей штуке до нас и не долететь. Во-вторых, вы, скорее, просто пленники. И еще есть ощущение, что Земля не агрессивна.
— Да, это так, — сказал папа. — Но вы-то откуда об этом знаете? Земля — это масса государств, масса правительств, а вы делаете вывод, глядя на нас, всего лишь двоих землян.
— Политории важно понять, воинственны вы или нет и какой у вас уровень техники, в том числе — военной. Если он ниже нашего, нам бояться нечего. А похоже — так оно и есть.
— Но если это и так — нам-то есть чего бояться?
— Не могу сказать ничего определенного, — ответила Пилли, — догадки — не в счет, а знания мои ограниченны. Сфера политики — тем более такой — скрыта в глубинах самой этой сферы. Мне туда входа нет, хотя я и физик по профессии.
— Вы ходите на работу, Пилли? — спросил я. — Фи-изик?!
— Нет, — она улыбнулась. — Я закончила «Сверхособую школу Хозяйки Дома» и Высший Технициум, как физик. Если я не склонна ходить на работу, но тем не менее хочу получать… деньги (я только сейчас сообразил, что Сириус хоть и без поводка, но в ошейнике и наморднике, и снял их), я могу и не ходить, но обязана раз в два года представлять Высшему Техническому Совету какой-либо научный труд, а они его оценивают. Дома у меня лаборатория.
Вошел Орик и сказал, что «слушалок» нет.
— Что же, — сказал папа. — Горгонерр не успел или не захотел это сделать?
— Пока нет окончательного представления об уровне вашей цивилизации, нет и уверенности, что вы и сами эти штуки не обнаружили бы, а случись это — полный провал в попытке установить контакт. Горгонерр не так глуп.
И, быстро попрощавшись, Орик умчался, сказав, что двери внизу башни и двери квартиры закрываются сами, а открывают их просто прикосновением этих вот двух пластинок — желтой и красной, и отдал их нам.
— Спасибо, Пилли, что вы остались посидеть с нами, — сказал папа, и в этот момент Сириус, пришедший в себя после ошейника и намордника, вякнул и запрыгнул на колени Пилли. Самовнушение поразительно: мы с папой выдумали, что у него ядовитые зубы, — мы же и вскочили в испуге. Но Пилли улыбнулась и стала гладить кота.
— Кольво, кольво, славный, — повторяла она. — Хороший кольво. Как его зовут? Сириус? Странно. Очень похож на наших кольво. Вы от нас так далеко; а кольво — одинаковые, да и политоры вполне похожи на
Папа, улыбаясь, кивнул, а я сказал:
— Очень! Очень! И у наших — тоже сзади нет глаза, Пилли! (Она рассмеялась.) И еще — вы очень, невозможно красивая!
— Спасибо! — сказала она. — Наш интерес друг к другу был бы более высок, если бы вы и мы были так же разумны, но кто-то из нас имел, например, облик… слизняка со щупальцами.
— Конечно, — сказал папа. — Вы открыли две планеты… Кстати, это тоже снижает реакцию на нас…
— Очень-очень частично, — сказала Пилли. — Мы именно открыли их. Не более. Они — полудикари. Аппаратики — для связи с ними, чтобы не учить их язык.
— Вы с ними общаетесь. Зачем?
— Мы берем у них металлы, сырье для топлива. В обмен.
— Я не спрашиваю, на что, — сказал папа.
— Спасибо. Ничего особенного мы им не даем. — Это она сказала чуть грустно. — Я почему-то ни на секунду не испугалась Сириуса.
— Он разбирается в политорках, — сказал я.
— Наверное, люди изучали языки друг друга или изучали какой-то один, наиболее удобный для всех.
— Похоже, — сказал папа, — но не совсем.
— Прошу вас, оторвите от себя присоски и поговорите.
Мы исполнили ее просьбу и, глупо поглядев друг на друга, поговорили о том, что Пилли — это какое-то совершенство, судя по ее отношению к ядовитому Сириусу. Затем Пилли сделала нам знак замолчать и заговорила сама. Потом, опять жестом, попросила нас вернуть присоски на свои места.
— Ваш язык — это что-то чудовищное, чуждое, страшное, — сказала она. — И полагаю, что наш для вас…
— Да, тоже полная дикость, — сказал папа. — Не язык, а набор технических звуков разных частот плюс голоса, точнее, звуки каких-то птиц с металлическим оттенком.
— У политоров, в отличие от вас, очень сильно выпирает грудная клетка, может, отсюда и разница голосовых аппаратов. У наших женщин тоже, но, по-моему, это менее заметно и уж внешне никак нам не вредит. Да? Ведь верно?
— Угу, — сказал папа смущенно.
— Теперь вывод, — продолжала Пилли, не переставая гладить Сириуса и бесстрашно запихивая ему в рот кусок какой-то еды; он отбивался от нее всеми четырьмя лапами, но ел. — Вывод. Вы на Земле обошлись без машинно-языковой связи. Мне почему-то кажется, что вы, конечно, могли бы ее создать для себя. Это наверняка была бы машина огромных размеров, в память которой были бы заложены все слова всех языков и многочисленные каналы связи внутри. Скажем, кто-то нажимает кнопку своего языка, а другой — своего, и можно разговаривать. Фу, как нудно и долго я рассуждаю. Но маленький аппаратик, вроде нашего, вы бы создать не могли и не создали. Для меня, например, этого достаточно для оценки уровня вашей техники вообще.