Где ты, Мери Поппинс?
Шрифт:
— Нет, нет. Оставайтесь под одеялом. Отопление отключено, вы замерзнете.
Джеймс присел на край постели в ногах и молча смотрел на нее. Она села, подоткнув под спину подушку. Внезапно ее уютная теплая ночная рубашка показалась ей почти прозрачной под его изучающим ласковым взглядом. Она обхватила себя руками за плечи.
— Элен уехала? — спросила она, чтобы нарушить неловкое молчание.
— Да, несколько минут назад. Мне жаль, что она была так груба с вами.
— Нет, она вовсе не была грубой, — с присущей ей искренностью
— Не грубой, но чертовски высокомерной, — подтвердил Джеймс и слегка улыбнулся. — Она может быть такой.
Он подвинулся ближе, взял ее руку, повернул ладошкой вверх и провел пальцем по линии жизни.
— Хотелось бы мне знать, какая жизнь ждет вас впереди, Поппи, — сказал он тихо.
— Бог знает, может быть, какой-нибудь буколический молоденький фермер и изнурительная работа — растить свиней, овец и детей.
Она увидела, что он улыбнулся.
— И вам хотелось бы такой жизни?
— Не знаю, скажу, когда окажусь там. А что ожидает вас?
— Работа, работа и еще раз работа, а в промежутках тяжкие беседы с учителями.
Джеймс невесело рассмеялся, и Поппи ужаснулась, почувствовав степень отчаяния и одиночества в этих простых словах.
— Ничего особенно хорошего в жизни меня не ждет, IIоппи.
Она нежно, но крепко сжала его руку.
— О, Джеймс…
Он встретился с ней взглядом — в глазах все та же неизбывная тоска.
— Хуже всего по ночам: хоть я и работаю до изнеможения, но уснуть не могу. И это не проблема с сексом, если бы только это — это бы можно было решить довольно просто. Все сложнее. Просто мне некого обнять, не с кем разделить долгие ночные часы.
Голос его снизился до хриплого шепота, он потянулся к ней.
— Позволь мне обнять тебя, Поппи.
Ну как можно было сказать «нет»? Она лишь чуть-чуть наклонилась к нему, и он с глубоким вздохом прижал ее к себе. Объятие было нежным, ничего не требующим. Он поднял голову и заглянул ей в глаза, потом бережно погладил ее волосы.
— Какие мягкие, — прошептал Джеймс и, нагнув голову, легко провел губами по ее губам. Это не было похоже на поцелуй, скорее на еще одно проявление нежности. — Господи, Поппи, — неожиданно простонал он, и тут губы его стали ищущими, требовательными, поцелуй — настоящим поцелуем, горячим и жадным.
Поппи почувствовала, все ее ощущения ожили как в диком всплеске примитивной страсти. Она прильнула к его рту, и он пробормотал какое-то извинение, а язык его легко пробежал по контуру ее распухших губ, рука медленно передвинулась с плеча на шею, пальцы ласкали ямку, в которой бешено бился пульс. Потом рука скользнула вниз и слегка погладила напрягшуюся грудь. Тонкий хлопок ее рубашки был плохой защитой, и когда его большая твердая ладонь сжала ей грудь, это принесло секундное облегчение, но этого было мало, мало! Поппи чувствовала, как ее захлестывает неистовое желание, она со стоном повторяла его имя, а он целовал ее шею, настойчиво лаская грудь и доводя до беспамятства.
— Пожалуйста, Джеймс! Пожалуйста! — умоляла она, и тогда его горячий рот приник к ее груди, он захватил губами напрягшийся сосок и жадно втянул его. В темноте раздался ее слабый крик, и Джеймс с той же страстью приник ко второй груди. Он навалился на нее сильнее, вжимая в матрас всем своим весом и потом снова с каким-то отчаянием накинулся на ее рот. Дыхание его было прерывистым, и она слышала бешеный стук его сердца, такой же, как ее.
Даже через толстое одеяло она чувствовала, как он возбужден, и в ответ обняла его, наслаждаясь ощущением крепкого тела под своими ладонями.
И вдруг все прекратилось так же неожиданно, как и началось. Джеймс, тяжело дыша, уронил ей голову на плечо.
— Что, черт побери, мы с тобой делаем, Поппи? Я же хотел только обнять тебя…
Возвращение в реальный мир вызвало озноб, ей вдруг вспомнились слова миссис Криппс о других нянях и о том, что ей ясно, почему он выбрал именно ее.
Она закрыла глаза, почувствовав, как краска стыда заливает ей щеки.
— Пожалуйста, отпустите меня, — прошептала она срывающимся голосом. Джеймс убрал руки и с тяжелым вздохом сел в ногах кровати, опустив голову.
— Простите меня, — сказал он каким-то бесцветным голосом. — Я обещал, что не дотронусь до вас, — простите меня. Больше такое не повторится.
Она попыталась сесть и натянула одеяло, прикрыв грудь и плотно подоткнув его под мышки, как будто это могло отгородить ее от Джеймса и уменьшить нестерпимый стыд.
— Я хотела сказать о мальчиках, — начала она срывающимся голосом.
— Не сейчас, Поппи, — ответил он почти грубо. — Мой самоконтроль висит на волоске. Мне лучше убраться отсюда, пока я не сорвал с тебя это чертово одеяло и не погрузился в твое чудесное ждущее тело…
Он встал, провел обеими руками по волосам и медленно вышел из комнаты, оставив Поппи мучаться от неудовлетворенного желания и унижения.
Поппи поднялась раньше всех в доме, натянула бесформенный спортивный костюм и спустилась вниз.
Она почистила обувь мальчиков, уложила в ранцы их ланч и присела к столу с кружкой чаю. Открылась дверь, и сердце Поппи ухнуло вниз. Джеймс был уже в костюме, волосы еще влажные после душа. Он выглядел собранным и отстраненным.
— Доброе утро, — сказала она официальным тоном. — Чай готов.
— Спасибо.
Он налил себе чаю, подвинул стул и сел напротив нее.
— По поводу прошлой ночи…
Она взглянула на него и, встретившись с ним взглядом, увидела в его глазах отрешенность.
— Это никогда больше не повторится, Поппи, я клянусь вам.
Она помешивала чай, чтобы чем-нибудь занять руки.
— Для себя я тоже кое-что решила. У меня нет ни малейшего желания становиться еще одной дыркой на вашем ремне. — И она аккуратно положила ложечку рядом с кружкой. — Так вот, о мальчиках…