Где живет голубой лебедь?
Шрифт:
— Как думаете, бывают голубые лебеди?
— Не слыхал, — ответил старик. — А впрочем, все может быть.
Борис не стал больше допытываться.
Кто знает, может, и вправду живут где-то на свете лебеди голубого цвета?
Леля поступила работать шофером на базу Мосстроя.
Борис уговаривал ее:
— Ни к чему тебе это, я уж как-нибудь сам, вытяну…
Но она, обычно сговорчивая, заупрямилась. Надоело день-деньской сидеть дома, а тут работа неплохая, ездить недалеко, и, как ни говори, когда в семье
Работа у нее была в одну смену, в одно и то же время, с утра. И случалось, Борис сам отводил Ветку в детский сад.
А если бывал свободен до вечера, шел в магазин, готовил обед.
В конце концов оба они работают, чего там считаться?
А потом началось все это. Леля вдруг стала другой, непохожей на себя. То казалась бурно веселой, ни с того ни с сего принималась целовать Ветку, беспричинно смеялась, все время что-то напевала, а то приходила с работы мрачная, стояла на кухне возле своего стола, уставившись в одну точку. Суп выкипал, мясо пригорало, а ей хоть бы что.
Ветка приставала:
— Что с тобой, мама? Почему ты такая?
Она огрызалась с досадой:
— Никакая я не такая, опять придумываешь?!
Однажды Лели долго не было с работы. Он не спал, дожидался ее. Она пришла поздно, в первом часу. Сказала, что случайно повстречала старинную знакомую, вместе учились в школе механизации, знакомая затащила ее к себе, заговорились, заболтались, не заметили, как прошло время…
Она не умела лгать, и он видел, что она лжет, безошибочно чувствовал неправду каждого слова, но ему было жалко ее, жалко оттого, что ей, непривычной ко лжи, приходится изворачиваться, придумывать какие-то небылицы. И он не стал расспрашивать, заговорил о чем-то другом и увидел, как мигом прояснилось ее лицо.
Он старался не вспоминать об этом случае. Всякое бывает в жизни. Жизнь — она большая, длинная, всего в ней вдосталь. Еще лучше, еще добрее относился к Леле, но осталась в сердце царапина, пусть небольшая он и думал, что пройдет со временем, а осталась.
А Леля все чаще стала уходить куда-то и потом путалась, объясняя, где была, все чаще сбивалась, оправдываясь, сама страдала от своей неправды.
Даже Вася начал о чем-то догадываться; напрямик сказал отцу:
— Чего ты с ней церемонишься?
Но отец прикрикнул на него. Никогда раньше не повышал голоса на сына, а тут прикрикнул, даже рукой по столу ударил. Вася обиженно проворчал:
— Мне что? Она мне не мать…
Борис как-то выпил для храбрости, решил: «Сегодня же выложу ей все, пусть одумается, перестанет хвостом трепать или же пусть уезжает, откуда приехала!»
С тем и явился домой. А дома Леля купала Ветку. Оголенные руки по локоть в мыльной пене, мыльные брызги звездочками белели в рыжеватых волосах. Ветка хлопала по воде руками, смеялась, когда мыло попадало в рот, и Леля смеялась вместе с нею. Давно уже не была она такой веселой.
Борис стоял в дверях ванной, смотрел на нее, на Ветку. Хмель разом сошел с него, и он ничего не сказал в тот вечер.
Но что должно было случиться — случилось.
Был конец марта. Мокрый снег кружил за окном, лепился к стеклу. Деревья в березовой роще стонали и гнулись от ветра.
Леля уложила Ветку спать, потом села к столу, стала чинить Веткину ночную рубашку: совсем еще новая, недавно купила, а уж под мышками порвалась.
Борис читал «Вечерку». Изредка бросал взгляд на Лелину опущенную голову. Рыжеватые волосы ее казались золотистыми при свете лампы. На руке, возле локтя — россыпь веснушек.
Леля шила быстро, умело. Она и вообще все делала ловко, легко, вроде бы наслаждаясь своим уменьем.
Борис сложил «Вечерку».
— Завтра мне во вторую смену, — сказал он. — Так что я поведу Ветку в детский сад.
Леля подняла голову. Глаза ее казались припухшими. Аккуратно свернула рубашку, положила ее на стул, возле Веткиной кровати.
— Завтра она не пойдет в детский сад…
— Почему?
Леля ответила не сразу.
— Не пойдет. Понимаешь, так вышло…
— Что вышло? — спросил он.
— Не будем мы с тобой больше.
Он вынул сигарету. Обычно в комнате не курил, выходил на кухню, а тут не выдержал, закурил.
— Так вышло, — повторила Леля.
— Уходишь? — спросил Борис — Куда же?
— Ты знаешь.
— Ничего я не знаю.
— К нему. Он хочет, чтобы мы, Ветка, он и я, все вместе жили…
Борис вдруг поразился, как спокойно выслушал то, что сказала Леля. Так спокойно, будто все это вовсе к нему не относилось.
Он не знал еще, что это спокойствие бывает лишь сперва, в самом начале, боль придет позднее, и чем дальше, тем будет больнее…
Он помолчал немного, потом спросил:
— Когда же?
— Завтра.
Борис погасил сигарету, хотел закурить новую, но раздумал. Нехорошо курить в комнате, где спит ребенок.
Подошел к Ветке, посмотрел на нее. Ресницы спят, кулачок наружу…
Он не хотел ни о чем спрашивать, однако не удержался, спросил:
— Жалеть не будешь?
— Может, буду.
Леля нахмурилась, отвернулась от него.
— Ты очень хороший, ты такой хороший…
Она заплакала, и он понял то, что она не сказала. Что, какой бы Борис ни был хороший, а любит она не его — другого. И вовсе не потому, что другой — Веткин отец. Просто любит она его — и все тут, и дело с концом!
Он хотел еще что-то спросить, но в это время пришел Вася.
Веселый, оживленный, не успел скинуть пальто, тут же начал рассказывать:
— Картина мировая! До того здорово! Советую пойти завтра…
Леля молчала, а Борис сказал:
— Там посмотрим.
Утром, когда Вася ушел в школу, Борис помог Леле собрать вещи, ее и Веткины. Как назло, под руку попадались его подарки, — косынка, Веткины варежки, маленькие лыжи с красными палками, с одной палки соскочило кольцо, он все собирался закрепить, да так и не собрался.