Где живет ум
Шрифт:
Нишитымба заговорил первый:
– Я вижу, Михалыч, как тебе досталось… Знаю, что я спасаю твою задницу, и знаю, что ты мне очень благодарен, поэтому давай без сантиментов и хвалебных слов – весь этот фейерверк моей власти завтра зажмут наши алмазные чиновники, более искушенные и опытные в дворцовых играх, чем я.
Глеб молчал: ему хотелось плакать, как мальчику в пятилетнем возрасте, у которого забрали красную пожарную машину; ему вдруг стало жалко себя, до сжатых кулаков обидно за допущенные ошибки и просчеты. Все было плохо: разговор с женой, потерянные деньги и, наверное, доверие значимого московского лица тоже растаяло в перспективах дальнейшей работы, но больше всего угнетала ошибка, которую он сам, продумывая, казалось бы, каждый шаг, все-таки совершил.
Напряженно думая каждый о своем они, в окружении машин сопровождения, подъехали к дому генерала.
Душ, чистая одежда, привезенная охраной из отеля, вкусный ужин, а главное – частые тосты за любовь и здоровье привели Глеба в состояния нереальности, поэтому тост, посвященный дождям в Африке, окончательно убедил всех – Михалычу пора отдыхать.
Поблагодарив жену генерала за вкусную еду, а Нишитымбу за отличную компанию, он отправился спать.
Глеб лежал в отведенной для него комнате; сознание еще присутствовало, но кроме мыслей ничего не могло двигаться в его уставшем теле. Голова кружилась, казалось, что даже слова были пьяны настолько, что путались и спотыкались.
«Я – молодец! Нишитымба заступился за меня, потому что мы, русские, живем сердцем… Ну, правда, я всем своим друзьям открываю душу, и пусть даже плохие люди этим воспользуются… но хорошие мне обязательно помогут в трудный час!..» – Алкоголь сделал его мысли примитивными и простыми.
Глаза, которые то открывались, то закрывались, никак не могли сосредоточиться на потолке и стенах и, как отражение его состояния, не позволяли удерживать линию рассуждения. Но все-таки проиграв желанию спать, закрылись и наконец-то успокоились в навалившемся сне.
Утро началось с глубокого выдоха алкогольным перегаром и дикой жажды.
Не открывая глаз, Глеб потер лоб ладонью, стараясь собрать этим движением вчерашние мысли; просыпаться ему не хотелось: мягкая кровать и сладость глубокого сна еще держали его сознание в состоянии, похожем на подрагивающий пудинг.
За окном пели птицы, лаяли собаки, шумели люди, в доме происходили какие-то движения. Было очевидно: день начался, и хочешь, не хочешь, а нужно опускать ноги на пол.
Дверь в спальню отворилась без стука, и на пороге появилось еще пьяное лицо генерала; мешковатое тело двигалось несимметрично и мучительно неловко…
– Михалыч, ну, ты как, живой? Лично я… – Генерал скривился. – Всю ночь умирал… Ты, зараза такая, все мне наливал! Тосты говорил красивые – сравнил меня с собой, кабан здоровый!.. Тебе напомнить, сколько ты раз выпил за семью и любовь?! Что тебя вчера понесло сентиментальничать? А потом засуха тебя наша стала волновать… Словом, тебя вчера было не остановить, я закусывать не успевал – и вот результат: до сих пор пьян… Тебе везет, что моя жена тебя любит, а то убила бы: полночи не спала, все тазик мне подвигала и ругала за неумение выпивать!..
Глеб улыбался, его голова тоже немного болела, но самочувствие было отличное, можно даже сказать, бодрое.
Хлопнув в ладоши показательно звонко, Глеб произнес:
– Подъем, мой дженераль! Кофе, виски, потанцуем?!..
Не дожидаясь ответа, он откинул простыни и резко встал на ноги, демонстрируя силу утреннего духа.
– М-м, да ты еще ничего, – промычал генерал, бросив взгляд в известное место. – Мужик хоть куда: утреннюю эрекцию имеешь, словно мальчик! И как это тебе удается? А врачи говорят: нервные стрессы убивают потенцию… Врут, как обычно! Ты вот: только из тюрьмы, алкоголем до бровей накачался, а вон, огурец какой проглядывает!..
– Да ладно тебе, какая там эрекция?! Не прибедняйся, кому она нужна, – сглаживал Глеб комплимент, скромничая. – В моем случае от меня всегда хотят денег, а не потенции, и поэтому я тут, а не в московском солярии – это первое. Второе: поверь, женщины больше говорят о любви и сексе, а на самом деле они удовольствие получают не от общения с нами, а от похода по магазинам или от положительных результатов в борьбе с морщинами. Ты думаешь, они нуждаются в наших комплиментах? Нет, самой большой наградой для них будет комплимент от женщины, подруги, которая заметила, как улучшилась ее кожа после ботекса, какого-нибудь лифтинга или массажа с ультрамодными масками…
– Ну, ты злой какой-то с утра, – просипел генерал. – Вчера бисером сыпал, все о жене да о жене, а сегодня все плохие стали! Еще скажи, что тебя не любят, и у тебя нет любовницы.
– Любовница, представь себе, есть, но про любовь все равно ничего не знаю. Раньше знал, а теперь вот потерялся… Давай лучше поговорим о моих шансах на побег или, если серьезно, о том, могу ли я смыться, и что тебе за это будет? – придавая своему голосу игривость, продолжал Глеб.
– Какой побег?! – напряженно произнес генерал. – Лучше подумай, что говорить будешь сегодня на очной ставке… Ты хоть понимаешь, куда ты влез? Мои люди пробили Метью… Он мафиозный валет, алмазный продавец, и полиция это знает. За ним стоят люди, которые хотят убрать тебя. Сегодня. Прикормив полицейских чинов, они выдавливают тебя из Намибии.
– Да, это понятно. – Глеб начал делать гимнастику. – Мэтью, эта сука, промокашка, кинул меня! Понимаешь, меня кинул на пятнадцатикратный алмаз серо-голубого цвета – подменил в посылке из Анголы. Я его предупреждал: никакой химии – прибью, а он все равно кинул… Эх, пожалел я его в субботу, а нужно было покалечить заразу! Плакал, пощады просил, а на следующий день полиции сдал… Не понимаю – такой трус, а заяву накатал…
– Так, все, Глеб, не надо, – каждое слово давалось генералу с трудом, – не хочу ничего слышать! Твои дела, – алмазы, фигазы, – сам и рули; я тебя вытащу, но ты должен быстро покинуть страну.
– Хорошо, пусть твои люди отвезут меня завтра в аэропорт, а потом я вернусь и закончу с Мэтью! – Глеб с настроением перешел к комплексу «семизвездный богомол» китайской гимнастики ба-гуа цуань суе.
– Слушай, ты, китайский монах с русскими погонами! Какие разборки с Мэтью?! Завтра свалишь, если сегодня после допроса мне удастся тебя снова забрать! И ты на время должен забыть сюда дорогу: любой нищий на улице тебе перо воткнет, а я не помогу… Понимаешь, о чем тебе говорят?
– Завтра, – выдохнул Глеб в ритме комплекса упражнений. – Не волнуйся, чтобы все улеглось – улечу, но пройдет время, – месяцев три, пять, – я вернусь и верну свое!