Гэбриель Конрой (сборник)
Шрифт:
— Понятия не имею, — сказал Артур, неожиданно для себя загораясь вдруг еретически-протестантским негодованием и впервые за все время знакомства с отцом Фелипе бросая на почтенного священнослужителя взгляд, исполненный подозрительности. — От донны Долорес я не слышал даже намека на это. Скажу вам более того…
— Не надо, не надо, сын мой, — прервал его отец Фелипе, отправляя в нос вторую, столь же изрядную понюшку. — Едва минули сутки, как бедная девочка ушла от нас, только что отзвучала заупокойная месса… — Он громко высморкался. — Потолкуем об этом позже. А пока здесь ожидает тебя нечто более срочное. Я получил телеграмму.
Он вручил Артуру желтый конверт. Но взгляд Пуанзета
— Вы знакомы с этим человеком? — спросил Артур, в одной руке держа невскрытую телеграмму, а другой указывая на карточку.
Отец Фелипе приложился к табакерке.
— Возможно, что знаком, вполне возможно. Помнится мне — это адвокат. Что-то у нас было с ним по поводу церковных земель. А что именно — позабыл. Ты не распечатал телеграммы, дон Артуро. Что там такое? Уж не вызывают ли тебя домой? А ты здесь еще и часа не пробыл.
Отец Фелипе замолчал и с невиннейшим видом встретил настороженный взгляд Артура. С минуту старик и молодой человек испытующе смотрели друг на друга. Артур первый отвел глаза, хотя ясный невозмутимый взор священника не развеял его сомнений. Он припомнил все, что слышал в разное время о беззакониях, творимых католической церковью, о ее могущественных связях; особо вспомнились ему рассказы о коварных происках монашеского ордена, к которому принадлежал отец Фелипе; а он-то, простак, считал их баснями, не верил, смеялся. Чувствуя, что в душе его отныне поселяется подозрительность по отношению к человеку, в обществе которого ему было всегда так легко и свободно, Артур подавил невольную грусть и занялся телеграммой. Волновавшие его только что мысли разом вылетели из головы. Телеграмма была от Дамфи и содержала следующее характерно составленное сообщение:
«Гэбриель Конрой арестован обвинению убийстве Виктора Рамиреса. Что имеете предложить? Жду ответа».
Артур поднялся.
— Когда почтовая карета отходит из Сан-Джеронимо? — торопливо спросил он.
— В полночь, — ответил отец Фелипе. — Уж не намерен ли ты, сын мой…
— А сейчас девять, — сказал Артур про себя, глядя на часы. — Добудьте мне резвого коня, отец мой, — обратился он к священнику, возвращаясь к прежнему дружескому и откровенному тону. — Дело огромной важности.
— Огромной важности? — тихо переспросил священник.
— Да, вопрос жизни и смерти, — твердо ответил Артур.
Отец Фелипе позвонил в колокольчик и дал указания вошедшему слуге; тем временем Артур, присев к столу, набросал ответную телеграмму.
— Прошу вас, отправьте ее как можно скорее, — сказал он, вручая написанное отцу Фелипе.
Священник взял телеграмму и поглядел на Артура обеспокоенным взором.
— А как же с донной Марией? — нерешительно спросил он. — Ты ведь даже не повидался с ней. Заверни в Ранчо Блаженного Рыбаря хоть на одну минуту.
Натянув свой редингот и накинув поверх плащ, Артур лукаво улыбнулся.
— Боюсь, что у меня не хватит времени, отец мой. Объясните донне Марии, что меня вызвали внезапно, что я был лишен возможности посетить ее. Донне Марии знакома прелесть беседы с вами; она не посетует, когда узнает, что немногие минуты, что я был здесь, я провел в вашем обществе.
Отец Фелипе не успел ничего возразить, как вошел слуга и доложил, что лошадь оседлана.
— Спокойной ночи, отец Фелипе, — сказал Артур, горячо пожимая руки священнику и чувствуя, что от недавнего нерасположения к нему у него не осталось и следа. — Спокойной ночи. Тысячу благодарностей за коня! Способствуя
Веселый смех, изящный силуэт всадника на призрачном коне, машущего рукой на прощание, холодный серый туман, вторгшийся в отворенную дверь, приглушенный стук копыт по замшелым, осклизлым мраморным плитам церковного двора — и отец Фелипе снова остался один. Воззвав к милости божьей и еще раз приложившись к табакерке, он захлопнул дверь; после чего разыскал на столе карточку доблестного полковника Старботтла и бросил ее в огонь.
Увы, злоключения святого отца на этом не кончились. Наутро, не успел он позавтракать, к нему явилась донна Мария Сепульвида, встревоженная, негодующая, исполненная подозрений.
— Скажите мне, отец Фелипе, — торопливо спросила она. — Не у вас ли провел ночь дон Артуро?
— Нет, дочь моя, — осторожно ответил священник. — Он пробыл у меня совсем недолго.
— Когда же он уехал? — опросила донна Мария.
— В девять вечера.
— Куда он поехал? — снова спросила донна Мария, заливаясь гневным румянцем.
— В Сан-Франциско, дитя мое, по какому-то срочному делу… Присядьте, дочь моя, смирите свой гнев, он — от искусителя.
— А известно ли вам, отец Фелипе, что он уехал, не повидавшись со мной? — вскричала донна Мария, как видно совсем позабыв о надлежащем почтении к своему духовнику.
— Вполне возможно, дитя мое! Он получил телеграмму, очень важную телеграмму.
— Получил телеграмму! — презрительно повторила донна Мария. — Интересно, от кого?
— Не знаю, — сказал отец Фелипе, пристально глядя на раскрасневшиеся щеки, сверкающие бешенством глаза и слегка припухшие веки своей гостьи. — Ваша досада, дитя мое… ваш гнев… Подумайте… Пристойны ли они?
— Скажите, от кого была телеграмма? От Дамфи? — твердила свое донна Мария, топая маленькой ножкой.
Отец Фелипе отодвинулся вместе со стулом. Как случилось, что женщина, которую он отлично помнил кроткой, послушной женой своего мужа, словно чудом каким-то преобразилась в сварливую вдову? Или она решила выместить на Артуре горькие обиды, которые терпела от дона Хосе? Подумав о том, что уготовано Артуру, отец Фелипе от души его пожалел.
— Ответите ли вы на мой вопрос? — спросила донна Мария, вся трепеща и обнаруживая верные признаки приближающегося нервического припадка.
— Быть может, и от Дамфи, — в растерянности сказал отец Фелипе. — Во всяком случае, ответ, который дон Артур поручил мне отправить, адресован ему. Вот он: «Возвращаюсь немедленно». Точнее сказать вам, от кого была телеграмма, — я не сумею.
— Не сумеете! — пронзительно закричала донна Мария, вскакивая со стула. Кровь разом отхлынула у нее от лица; глаза метали искры. — Не сумеете! Зато я сумею! В его телеграмме было сказано то же, что и в моей! — Выхватив из кармана телеграмму, она потрясла ею перед самым носом священника. — Вот! Читайте! Он узнал те же новости, что и я. Вот почему он не пошел ко мне; сбежал, как жалкий трус! Вот почему он гнусно предал меня! Вот почему он заявился к вам со своей надменной улыбкой, с важным видом, со своим… О, как я его ненавижу! Да, да! Прочитайте! Почему же вы не читаете?… (Продолжая кричать, донна Мария, отчаянно размахивала телеграммой, и все попытки отца Фелипе получить ее оставались тщетными.) Прочитайте! Тогда вы сразу все поймете! Вы увидите, что я разорена, что я нищая! О, несчастная, обманутая женщина! Попасться двум таким негодяям — этому Дамфи и мистеру Артуру Пуанзету! Что же вы не читаете? Или вы тоже против меня? И вы, и Долорес, и все…