Гедда Габлер (пьесы)
Шрифт:
Б и л л и н г. Верно, Аслаксен, убей бог! Доктор Стокман – друг народа!
А с л а к с е н. Пожалуй, Союз домохозяев подхватит этот лозунг.
Д о к т о р С т о к м а н (растроганно жмет всем руки). Спасибо, спасибо, верные дорогие друзья. Как меня поддерживают ваши слова! Мой начальственный брат аттестовал меня иначе. Но я отплачу ему сполна да с походом, слово даю! А теперь мне пора, надо проведать одного дьяволенка приболевшего. Но я еще вернусь попозже. А вы, Аслаксен, набирайте текст в точности, ни в коем случае не выкидывайте
Все провожают доктора до дверей, прощаясь с ним.
Х о в с т а д. Он может стать для нас поистине бесценным кадром.
А с л а к с е н. Да, покуда он готов ограничиться купальнями. Но если его понесет дальше, то не советую идти за ним.
Х о в с т а д. Ну, все зависит от того…
Б и л л и н г. Аслаксен, какого черта вы так боитесь?
А с л а к с е н. Боюсь? О да, когда речь о местном начальстве, я еще как боюсь, господин Биллинг, вышколен на собственной шкуре. Но отправьте меня в большую политику, да хоть против правительств – там посмотрим, испугаюсь ли я чего-нибудь!
Б и л л и н г. Конечно, не испугаетесь, в этом вся противоречивость вашей натуры.
А с л а к с е н. Все потому, что у меня есть совесть. От нападок на правительство вреда точно не будет, эти господа все одно никого не слушают, и сковырнуть их никак невозможно. Но вот местные власти, их сместить нам под силу, только как бы на смену не пришли совсем уж никчемные, ничего не знающие и не умеющие. Будет тогда беда домохозяевам и всему городу.
Х о в с т а д. Но ведь участие в местном самоуправлении воспитывает в людях гражданскую ответственность. Или вы об этом не думаете?
А с л а к с е н. Господин Ховстад, когда у вас заводятся средства и вам надо их преумножить, уже не получается думать обо всем.
Х о в с т а д. Лучше мне ничего за душой не иметь!
Б и л л и н г. Слушайте, слушайте.
А с л а к с е н (с улыбкой). Хм. Вот на этом вашем стуле за конторкой редактора (показывает рукой) до вас сиживал губернский уполномоченный господин Стенгорд.
Б и л л и н г (сплевывая). Тьфу! Перебежчик!
Х о в с т а д. Я не двурушник и никогда им не стану!
А с л а к с е н. Политику ни от чего не след зарекаться, господин Ховстад. Да и вам, господин Биллинг, нелишне сбавить обороты, раз уж вы хлопочете о месте секретаря мэрии.
Б и л л и н г. Я?!
Х о в с т а д. Правда, Биллинг?
Б и л л и н г. Да ну какого черта… Это я только чтоб над советом мудрейших поглумиться, сами понимаете.
А с л а к с е н. Не моего ума дело, но раз уж меня обвиняют в трусости и уличают в противоречивости, то должен напомнить, что политическое прошлое типографщика Аслаксена известно каждому. Какие у меня были взгляды, такие и остались, разве что умеренности прибавилось. Сердцем я неизменно с народом, но не стану отпираться, что разум теперь больше тянется за властями, местными, понятное
Б и л л и н г. Не пора ли нам расстаться с ним, Ховстад?
Х о в с т а д. Вы знаете другого, кто бы не требовал вперед плату за бумагу и печать?
Б и л л и н г. Проклятье! И почему у нас нет этого злосчастного оборотного капитала?
Х о в с т а д (садясь за конторку). Да уж, были бы у нас деньги…
Б и л л и н г. А что, если обратиться к доктору Стокману?
Х о в с т а д (перелистывает бумаги). Что толку? У него самого ничего нет.
Б и л л и н г. У самого нет, но у него в запасе славный старикан Мортен Хииль по прозвищу Барсук.
Х о в с т а д (продолжая писать). А вы твердо знаете, что у старикана кое-что водится?
Б и л л и н г. Это такое кое-что, что убей бог! И часть достанется семье Стокмана. Старик небось уж не забудет отписать хотя бы детям.
Х о в с т а д (поворачивается вполоборота). Вы на этом строите свои расчеты?
Б и л л и н г. Строю? Да ничего я ни на чем не строю.
Х о в с т а д. Вот и правильно. И на должность в мэрии тоже не рассчитывайте, потому что вы ее не получите, уверяю вас.
Б и л л и н г. Думаете, я сам не знаю? Но меня и заводит, что я должности не получу. Когда человека вот так заглазно списывают со счетов, у него распаляется боевой задор. Что нелишне в нашей сонной заводи – хоть нервы пощекотать.
Х о в с т а д (продолжая писать). Да, да.
Б и л л и н г. Но ничего, скоро они обо мне услышат! Пойду напишу воззвание к домохозяевам. (Уходит в комнату справа.)
Х о в с т а д (сидит за конторкой, грызет ручку; с расстановкой). Хм, вот оно что. (В дверь стучат.) Войдите!
Входит П е т р а.
Х о в с т а д (вскакивает). Вы? Заглянули к нам?
П е т р а. Да, простите.
Х о в с т а д (подвигая ей кресло). Не угодно ли присесть?
П е т р а. Нет, спасибо, я на секунду.
Х о в с т а д. Видимо, вы по делам отца?
П е т р а. Нет, по своим. (Вытаскивает книгу из кармана пальто.) Это тот английский рассказ.
Х о в с т а д. Отчего вы его возвращаете?
П е т р а. Потому что не хочу его переводить.
Х о в с т а д. Но вы так твердо обещали.
П е т р а. Да, но я тогда его не читала. Вы ведь сами тоже не прочли?
Х о в с т а д. Нет, не прочел, потому что я не знаю английского, но…
П е т р а. Ну вот, поэтому должна вам сказать, что «Народному вестнику» надо поискать другой рассказ. (Кладет книгу.) Этот совсем не подходит.